Наперегонки с Эхом

– А если вы этого не понимали, то как… Постойте-ка, – он принялся судорожно перелистывать манускрипт, пока не дошел до нужного листа. Повисла долгая пауза. Старик, стиснув в руке конец бороды, снова и снова перечитывал пергамент.

– Это писал не Рамис, – сдавленно сказал Нотия, – это не его рука. Здесь написана инструкция, как составить заклинание Поющих Камней. Толково написано, хотя некоторые обороты очень странные. Действительно, любой послушник бы справился. Она занимает отдельную страницу. – Он перевернул несколько листов. – Да, так и есть. Смотрите, здесь разрыв предложения, вот взгляните-ка: фраза начинается на предыдущей странице и заканчивается на следующей после этого злополучного листа. Значит, этот лист был намеренно вставлен кем-то в рукопись Рамиса.

Рем побледнел еще больше.

– Вы хотите сказать, вставлен, чтобы я нашел его? Кто-то использовал меня, поскольку знал, что я сделаю то, что сделал.

– Возможно, мой мальчик, возможно… – задумчиво пробормотал старик. – Слишком много неясного…

Снова наступило молчание.

– А может Мавка тогда – деигма человека? – осенило Авика.

Нотия перевел на него задумчивый взгляд.

– Более чем вероятно, иначе зачем она им понадобилась? – он повернулся к девушке. – Может, ты наконец что-нибудь нам расскажешь?

Мавка тихо слушала их разговор, положив голову на колени.

– Мне почти нечего рассказать. И я поклялась страшной клятвой, что буду молчать о тех крупицах, которые мне известны, – сказала она, – я же ничего не понимаю в магии, но знаю, что моя тайна опасна. Я боюсь не за себя, а за тех, кому может повредить мой секрет. Наверное, многое из этого никому навредить не сможет, но я же не знаю наверняка, что сможет, а что – нет.

На глаза девушки навернулись слезы. Авику страшно захотелось обнять Мавку, прижать ее к себе, утешить, но он постеснялся сделать это при всех. Нотия глубоко вздохнул.

– Вот ведь упрямая девчонка, – пробормотал Хура.

Пришло время продолжать путь. Нотия снова впал в задумчивость, едва взгромоздившись на свою кобылу. Дорога, пробиравшаяся теперь через светлые песчаные сосняки, снова стала широкой. Хура не упустил этой возможности и снова поехал вровень с Ремири.

– Послушай, Рем, – спросил он, – а зачем?

Тот измученно воздел свои глаза к небесам.

– Не «зачем?», а «почему?», – почти крикнул Рем. – Потому, что я недооценил людской глупости! Потому, что я устал от начетчиков и мракобесов! Они себе даже завели подпольного пророка, который им целыми днями льет помои в уши. Держат его где-то в пригородах и показывают только за особые заслуги. Среди жижкиных тарбаганов уже каждый третий говорит заученными фразами из этого «святого». Про вред магии, про разыменование как высшее благо и величайший подвиг самопожертвования. Я думал, покажу людям, что за мошенники у них ходят в священниках, и как они всех дурят своими обрядами, и что тогда они пустят этим негодяям такого жеребца, что те ввек не просморкаются. Но эти глупцы вместо того набросились на волшебников!

– Они вовсе не глупцы, Ремири, – отозвался вдруг Нотия, – во-первых, они не знают магии, и не могут понять, что камни, поющие трактирную песенку, есть не меньшее чудо мироздания, чем камни, издающие таинственные утробные звуки. Во-вторых, вы хотели, чтобы они признали свои заблуждения, а это вообще не очень-то свойственно человеческой природе. Гнев и страх перед неизвестным – плохие советчики. В общем, вы их раззадорили и заставили принять чью-то сторону прежде, чем они осознали, что сторон несколько больше чем две.

Рем издал яростный вопль попавшего в капкан барса. Его лошадь взбрыкнула, подняв копытами облачко сухого песка.

– Я недооценил нашего врага, Рем. Похоже, он знает о нас больше чем мы сами, – продолжал Нотия. – Что сделано, то сделано. Но не корите себя понапрасну. То, что произошло, должно было случиться. Раньше или позже.

Все замолчали, и каждый задумался о своем. Хура думал о том, как все было прекрасно и как мрачно стало теперь. Авик размышлял о том, от каких еще опасностей ему предстоит защищать Мавку. Рем воображал схватку с неизвестным врагом, виновником всех его неприятностей. Мавка горевала, что ее ангел-хранитель оставил ее. Нотия печалился, что время его утекает сквозь пальцы, а намеченное им еще не сделано, и если трезво смотреть на вещи, никогда сделано не будет. А еще – о том, как было бы хорошо, если бы Дунже скакал сейчас рядом на своей коренастой лошадке…

– Рем, – спросил вдруг Авик, – ты спас нас, поскольку боялся, что Его Мудрейшество выдаст тебя?

– А теперь заманиваю вас поглубже в лес, чтобы устранить свидетелей, – продолжил его мысль Рем и негромко рассмеялся. – Нет, вам бояться нечего, я честно говоря, особенно не думал, зачем я это делаю. Шел мимо караулки, дай, думаю, посмотрю, кого это приняли. А тут, бац – старые знакомые! А дальше как-то само побежало… Может, мне просто не хотелось уходить одному.

Дорога обогнула пригорок и повела путников через дубраву. Было жарко, спины лошадей лоснились от пота. Рем вдруг резко остановился и показал куда-то вперед. Между деревьями снова мерцало покрытое ряской озерцо. Над его водой распростерла свои могучие ветви знакомая лиственница. Они сделали круг по лесу и вернулись на место привала.

– Похоже, мы попали в капкан Черных Куниц, – сказал Нотия.

– Что же теперь делать? – спросил Авик.

Некоторое время все молчали.

– Без магии нам придется нелегко, – сказал наконец Нотия, потирая кандалы на запястьях, – боюсь самое простое, что мы можем сделать – это научить девушку снимать кандалы Наррох-Ша.

Он слез с лошади.

– Но это же займет уйму времени, – возразил Рем.

– Если мы будем блуждать по лесу и ждать, пока колдовство развеется, мы потеряем его еще больше, – ответил старик.

Он снова занял свое место между корнями лиственницы, и слегка покачиваясь из-за боли, принялся раскладывать руны и листать фолиант. Мавка послушно присела с ним рядом и не отрываясь следила за его действиями.

– У нас нет времени вдаваться в подробности, – сказал Нотия, – ты должна просто запомнить последовательность действий и их точно воспроизвести.

Девушка молча кивнула. Они прошли уже больше половины урока, когда лошади вдруг заволновались и принялись шевелить ушами. Из-за деревьев донесся стук копыт.

– Похоже, в этот капкан попались не мы одни, – хмыкнул Нотия.

К ним приближались всадники в доспехах и с палашами наперевес. Нотия двинулся им навстречу, подняв ладонь с загнутым безымянным пальцем. Мальчики последовали его примеру.

– Именем княжества, кто вы такие? – спросил старший воин в отряде, остановив своего коня на почтительном расстоянии от Нотии.

– Я, Его Мудрейшество Оноди Нотия, хоривский маг, был захвачен мятежниками, и сбежал из их плена. Со мной мои друзья и ученики, – отвечал Нотия.

– Хмм… В Хориве мятеж? – удивился десятник, убирая палаш, – мы с ребятами как раз ведем туда пленников. Но вы здесь как нельзя кстати: мы угодили в капкан Черных Куниц, и у нас нету мага, который мог бы развеять эти чары. Уже вторые сутки кружим по этому чертову лесу.

Из-за деревьев показалась вереница закованных в цепи людей. Вокруг них кружили всадники с пиками.

– Что это за пленники? – нахмурился Нотия.

– Пособники Черных Куниц, Ваше Мудрейшество, – отвечал десятник.

Нотия нахмурился еще сильнее. Ничего не ответив, он сел на свое место и принялся дальше обучать Мавку заклинанию. Десятник соскочил с лошади и решительно направился к нему. Хура бросился десятнику наперерез, и бесцеремонно схватив за пряжку плаща, принялся объяснять, почему немедленное избавление от чар невозможно. Офицер так опешил от нарушения устава, что даже не оттолкнул его руку. На полянку выехала запряженная двумя клячами телега. На ней стояла грубо сколоченная из толстых брусьев просторная клетка. В просветы между брусьями испуганно смотрели своими черными глазами три несчастных мохнатых существа. Одно из них было мужского пола, другое – женского, третье, по всей видимости, было подростком. Мужчина, видимо от боли, скалил свою израненную пасть, обнажая остроконечные зубы. Женщина время от времени просовывала сквозь прутья решетки свою мохнатую руку с чуть загнутыми черными ногтями. Стражники угрожающе били пиками по брусьям, и она убирала руку.

Авик проследил за направлением ее взгляда. На луке седла одного из стражников сидел двухлетний ребенок, белокурый и голубоглазый. Малыш совсем ослабел от голода, и только тихо всхлипывал, глядя в сторону клетки. Пленников собрали за телегой. Это были самые обычные крестьяне. Мужчины, женщины, даже подростки. Авик узнал крестьянина, подвозившего их по Северному Тракту в тот далекий ярмарочный день. Его глаза смотрели еще более виновато. Рядом с ним, тоже закованная в цепь, стояла его дочь. Чтобы облегчить девочке ношу, крестьянин держал ее часть цепи на своем плече.

– Вольно! Привал, – скомандовал стражник.

Пленники с облегчением опустились на землю и принялись разматывать онучи на стертых до крови ногах. Авик незаметно подкрался к крестьянину и встал за деревом.

– Здравствуйте, а вас-то за что взяли? – спросил он шепотом.

Крестьянин вздохнул.

– Да, за окарину. Нашли у меня.

– Окарину?