Наперегонки с Эхом

– Ну да. Так все в деревне делали. Оставляешь в лесу еды. Масла там с полведра или ногу говяжью, привязываешь повыше, чтобы зверье не достало. Приходишь через день-другой, еды нет, а вместо нее – чудное что-нибудь. Или безделушка какая, или пояс расшитый, а мне вот окарина досталась…

– Ты, мужик, еще расскажи, как твоя дочь на этой окарине играть научилась, – выходя из-за дерева, сказал десятник.

– Ну, научил ее один… хлопчик, – пряча глаза, сказал крестьянин.

– Ага, хлопчик! Куница то была в обличии человека.

– Ну, не знаю, – забормотал крестьянин, – был он ладный, почтительный, говорил всё так дельно…

– Вот княжеский суд и разберется, кто дельно говорит, а кто нет. А ты, парень, – он обратился к Авику, – иди-ка отсюда подобру-поздорову. Нечего тебе с преступниками якшаться. Может, они уже оборотни, как знать.

Авик хотел было возразить, но передумал.

Нотия наконец научил Мавку заклинанию, и девушка принялась расковывать Рема – он вызвался быть первым. Двое стражников держали его под мышки, а еще двое стаскивали кандалы. Девушка колдовала очень неумело, поэтому Рем выл волком и дико вращал вытаращенными глазами. Наконец, весь в поту, он опустился на землю. Стражники неловко положили кандалы рядом с ним, он пнул браслеты ногой. Авик подал ему фляжку с водой, и он жадно припал к ней.

Внезапно из леса раздался топот копыт и улюлюканье. Рем молниеносно вскочил на ноги, позабыв о боли.

– Ваше Мудрейшество, ваши руки, быстро, – крикнул он Нотии уже начиная шептать заклинание.

Старик протянул руки, зажмурился, и через мгновение еще одна пара браслетов полетела на землю. На полянку вылетела разношерстная кавалькада всадников. В основном здесь были безымянные, но также и городские стражники в строевых доспехах, и пара бойцов недружелюбного вида с лицами, испещренными шрамами. Вооружены они были кто чем, и никакого строя не соблюдали. Десятник скомандовал своим бойцам и они выстроились в шеренгу, загораживая магов. За их спинами Рем и Нотия в спешке расковывали Хуру и Авика.

От группы наездников отделился один, в черной робе. Когда он подъехал, Авик узнал в нем проповедника-плясуна. Теперь его свиные глазки были наполнены исключительным чувством собственной важности.

– Мы преследуем высокоумцев-богохульников, осквернивших святилище и оскорбивших богов, – провозгласил он. – Если вы укрываете таковых, ваш священный долг выдать их нам.

– Кто ты такой, чтобы здесь приказывать? – спросил его десятник.

– Я один из Мастеров Слова и верный раб Святого Балклича.

– Какого там еще святого пала кляча? – не понял командир. – Я подчиняюсь только князю и моему сотнику.

– Так ты тоже богохульник! – вскричал Мастер Слова и три волосинки у него на подбородке взметнулись в возмущении. – Братья мои, хватайте их!

– Перед заклинанием, накладываемым на безымянного, произносите «Хоадам», как будто это Истинное Имя, – сквозь топот копыт прокричал Нотия.

Он тут же применил «Вспышку Сокола». Заклинание, которое бы лишь ссадило обычного всадника с коня, разорвало безымянного на куски. Мальчики начали шептать заклинания, и первая волна нападавших была отброшена. Верхом остались лишь всадники в зачарованных доспехах. Они отступили, перестроились и снова пошли в атаку. Один из безымянных поднял руку и закричал громким низким голосом. Авик проследил за направлением его руки – он указывал прямо на Мавку. Безымянные были вооружены чем попало, но зато сражались на удивление слажено: пока один воин отбрасывал пику, другой, почти не глядя, наносил удар в образовавшийся просвет. Вместе они производили жутковатое впечатление единого многорукого и многоголового чудовища.

– Бьем по лошадям, – крикнул Рем, и тут же двое всадников полетели вверх тормашками. Лошади замахали в воздухе копытами. Нападающие снова отступили и спешились.

Княжеских воинов было не достаточно, чтобы образовать полное кольцо, и отряд нападающих, разделившись, начал обходить их с двух сторон. В лесу слышался топот всадников и гортанные крики – на подмогу спешила еще одна группа мятежников. Хотя никто из нападающих не проронил ни слова, все новоприбывшие, словно по команде, спешились, и в атаку пошли только те, кто был одет в антимагические доспехи.

Авик заметил, что Нотия что-то сосредоточенно чертит на листках пергамента. Откуда-то раздалось еле слышное гудение. Старый волшебник обернул листками камни и отдал их Авику и Хуре.

– Когда я скажу, кидайте их во врага, – сказал он. Сам Нотия в безумной спешке накладывал какие-то чары на оставшийся не завернутым камень.

Гудение усиливалось. Нападающие тем временем разбились на три группы и готовились атаковать отряд с трех сторон. Воины выставили пики, но их уже не хватало, чтобы прикрыть магов со всех сторон. Трое бойцов перевязывали друг другу раны у корней лиственницы, еще один лежал ничком в расплывающейся темно-красной луже. Безымянные бесшумно и яростно, а главное абсолютно синхронно бросились в бой. Было что-то пугающее в их молчаливой слаженности и упорной сосредоточенности. Пики застучали о щиты, раздался скрежет и брань ожесточенного боя. На коре лиственницы прямо перед Авиком приземлился шершень и задумчиво пошевелил усиками.

– Давай, – скомандовал Нотия. Между деревьями вдалеке качалась зыбкая гудящая пелена. Камни еще не успели упасть на землю, когда их облепила желто-черная копошащаяся масса. Шершни всё прибывали. Рассерженные тем, что не могут пробиться к вожделенным листкам пергамента, они носились в воздухе сердито жужжа.

– Умоляю вас, ни шагу вперед, – крикнул Нотия воинам. Он встал точно в центре отряда, держа в руках свой зачарованный камень. Шершни избегали приближаться к нему, поэтому под лиственницей образовалась полая сфера со стенками из беснующихся насекомых. Безымянные сначала не обращали на них внимания, с механической деловитостью они пытались пробить кольцо дружинников. Но вот охнув, рухнул один, немолодой уже мужчина, весь облепленный шершнями, затем второй отступил, закрывая руками разбухающее лицо…

Через несколько минут все было кончено. На полянке в смертельной агонии корчилось несколько десятков тел. Вожак с жиденькой бородкой при первых признаках опасности отбежал на безопасное расстояние и теперь с ужасом наблюдал за тем, как гигантские осы заживо пожирают его соратников.

– Призыв и отпугивающее заклинание апотитико. Ловко придумано, – сказал Рем. – Но как вам удалось создать заклинание такой силы? – он остановился. – Чтобы собрать такую тучу шершней нужно подманить их за многие десятки верст окрест.

– Амарефеф помнит обо мне, – чуть слышно прошептал старик, так что только Авик смог расслышать то, что он сказал. Рем попытался переспросить, но Нотия только отмахнулся.

Масса насекомых начала заметно редеть. Видимо, листки были уже съедены. Теперь желто-черными оставались лишь кисти рук и лица лежащих на земле мертвецов, кожи на них уже почти не осталось. Треск деловито жующих челюстей теперь заглушал гудение крыльев.

– Нам нужно уходить, – сказал Нотия, – как только избавимся от чар капкана.

– Я не могу оставить конвой, – возразил ему десятник.

Скованные цепью пленники, сбившись в кучу, сидели в отдалении, на самом краю полянки, все еще не решаясь выглянуть из-под своих плащей, которыми они закрывались от нашествия шершней. Куницы в клетке тоже сидели неподвижно, шаря по сторонам одними лишь глазами.

– Пленников придется расковать, – твердо сказал Нотия, – а клетку открыть.

– Вы хотите, чтобы я нарушил приказ? – спросил десятник, нахмурившись.

Нотия не успел ответить. Земля дрогнула, деревья на краю поляны закачались. Тяжело дыша, вдоль берега озерца двигался кадавр. Он был очень велик, примерно в два человеческих роста. Из широких плеч росли две мощные руки с длинными крючковатыми пальцами. На нем не было одежды за исключением странной формы зарукавий, зато все тело было покрыто бурым неровным налетом, поблескивавшим в лучах клонящегося к закату солнца. Пустые глаза безымянного, не отрываясь, смотрели с высоты его огромного роста прямо туда, где стояла Мавка. Грубое лицо исказила гримаса гнева. За ним, чуть поодаль, следовала небольшая группа мятежников.

– Господи, чешуя Эр-Мергора, – воскликнул Нотия, – глазам не верю.

Авик попытался прочитать боевое заклинание, но у него ничего не вышло. Тут он понял, что странные зарукавья – это антимагические доспехи, предназначенные защищать грудь и живот нормального мужчины, но налезшие лишь на руки чудовища.

Защитники в ужасе побросали пики и, оставив своих раненных, бросились наутек. Лишь десятник и трое таких же отчаянных воинов не двинулись с места. Когда великан подошел к лиственнице, они принялись колоть его пиками в пах и в живот, но острия лишь высекали искры об кремневую коросту. Не обращая на них внимания, он протянул свою огромную лапищу к Мавке. Девушка застыла, в оцепенении и ужасе уставившись на монстра. Авик потянул ее в сторону. Кадавр зарычал и двинулся за ними. Вдруг широкий замах его огромной руки встретил какое-то сопротивление. Он на мгновение остановился в нерешительности, глядя на свою руку, сжимая и разжимая кулак. Авик вскрикнул.

– Это же Копченый, – с ужасом проговорил Рем, – вон и отметина на нижней челюсти.

Тем временем другая рука Копченого тоже перестала слушаться, вызвав выражение еще большего замешательства на его покрытом коростой лице. Он и следовавшие за ним мятежники начали слишком уж часто переступать ногами, как будто пытались стряхнуть что-то. Проповедник кричал с края поляны что-то ободряющее, когда вдруг раздался скрип распрямляющегося дерева и кадавр взмыл в воздух, своим бешеным ревом переполошив пирующих шершней. Он почти долетел до верхушек деревьев, когда скрип повторился еще дважды. В зарослях кустарника, роняя ветви и шишки, упруго выпрямилась высокая сосна. Крик кадавра резко оборвался. Огромная сила разгибающихся деревьев разорвала его на две части, и окровавленные куски, пролетев где-то в кронах, с шумом попадали в кусты, ломая ветки. На поляну рухнул один из доспехов. Мятежники начали отступать. Они двигались медленно, как мухи, попавшие в паутину, падали, вставали, снова спотыкались. Вдруг один из них упал на спину и уже не поднялся – из его глаза торчала короткая черная стрела. Несколько всадников, наблюдавших за происходящим с дальнего края поляны, развернулись и унеслись во весь опор. Проповедник тоже взгромоздился в седло своего коня, но неведомая сила сдернула его обратно на землю. Раздался громкий свист, и лошадь в ужасе помчалась прочь.

– Стойте, – завопил он своим удаляющимся товарищам. Те даже не оглянулись. Из крон деревьев им вслед летели короткие стрелы.

Авик снова потянул Мавку подальше в лес, но что-то невидимое спутало им ноги. Его спутники тоже стояли, не способные сдвинуться с места. Нотия разглядывал что-то прямо перед собой с помощью «Глаза Нимбрана».

Проповедник тем временем выхватил из-за пояса длиннющий обоюдоострый меч и размахивал им, как будто поражая какого-то невидимого противника. Его пухлые телеса дрожали при каждом ударе, по жирным щекам катились слезы отчаяния. Вдруг рука его дернулась, и меч, описав кривую дугу, полетел в озеро. Словно две упавшие с деревьев тени, прямо перед ним на поляну бесшумно спикировали две сутулые фигурки. Движения их были резкими, конечности их мелькали так быстро, что глаз не успевал за ними. Щелкнули раскладные алебарды, и два блестящих лезвия уперлись в складки жира на горле, прямо под тремя волосинками.

– Вы не понимаете, кто стоит перед вами, – рыдающим голосом возопил горемыка.

– Болтливая еда? – предположила одна Куница.

– Говорящий компост, – веско возразила другая.

Авик заметил, что еще одна Куница тенью спрыгнула на клетку и теперь, свесившись головой вниз, возилась с замком.

– Отвечай, кто создал это нелепое чудище, которое только что так неудачно пролетело? – продолжался разговор на другом конце поляны.

– Мы все в долгу перед святой силой святого Балклича, – невпопад отвечал проповедник.