Наперегонки с Эхом

– Но почему?

– Ты думаешь, я совсем глупенькая? – сказала Мавка, сдерживая подступающий к горлу комок, – все эти беды из-за меня. Сначала погиб папа, потом эта погоня, и мы забрались в эту нору. Но ведь они придут и сюда. Я не хочу, чтобы из-за меня опять погибли люди. Лучше пусть я умру. Но я же трусиха, мне столько сил стоило спрыгнуть с того обрыва, а река меня все равно вынесла, и теперь все сначала!

Она разрыдалась.

– Я с тобой, и я люблю тебя, – сказал Авик.

– А я тебя, – сказала Мавка. – Ну и подумай, каково мне будет, если они убьют тебя? А то, что они сделают со мной – хуже смерти. Меня разыменуют и будут использовать для того, чтобы повелевать другими безымянными. Любое Имя на моей Карте, появится и на их тоже. Они окончательно превратятся в марионеток, которых всех разом можно будет дергать за ниточку. И этой ниточкой буду я.

– Мы свободны и любим друг друга, – возразил Авик, – пока это так, всё хорошо.

– Да, ты прав, – сказала Мавка, вытирая слезы, – но ты должен обещать мне одну вещь.

– Какую?

– Что ты скорее убьешь меня, чем отдашь им.

Авик колебался. Мавка обхватила руками его голову.

– Без Имени я все равно перестану быть собой, – сказала она, – от меня останется лишь оболочка. И я буду просто предметом, орудием в руках убийц.

– Ну ладно, обещаю, – сказал Авик.

Она поцеловала его в губы. Он прижал ее к себе, целовал ее глаза, нос и снова губы…

– Я хочу тебе рассказать то, что мне строго-настрого запрещено рассказывать, – сказала Мавка. – Однажды, когда мне было девять лет, в лесу я встретила доброго духа. Это он построил мою Карту и оберегал меня. Каждую весну и каждую осень, я ухожу в лес, сажусь на полянку, и он расчесывает мне волосы, поет мне песни и накладывает новые чары на мою Карту. Мне кажется, он не просто прятал меня, он еще стремился как-то помочь людям, накладывая на мою Карту какие-то чары. Это он поставил на нее защиту, которая убила всех тех магов в башне… и… и… папу тоже.

– Ты веришь в духов? – спросил Авик.

– Ну что я могу поделать, если они есть? – развела руками Мавка.

– А ты разговаривала с ним?

– Его голос звучал в моей голове. Ушами я его никогда не слышала.

Ее платье совсем высохло от жара, и она, зайдя за камень, переоделась. Авик получил обратно свою рубашку. Он отстегнул от пояса камею и приколол ее к мавкиному платью. Они снова поцеловались.

– Пойдем? – спросила девушка.

– Пойдем, – согласился он.

Обнявшись, пошли к проходу. Они миновали последний постамент, когда Авик, случайно обернувшись, увидел уцелевшую статую.

– Смотри… – сказал он. Статуя изображала молодую стройную женщину с огромными глазами и деформированными крыльями носа. Она сидела в нише скалы, кусок которой ради этого был выдолблен и водружен на постамент. Но самым удивительным было то, что перед женщиной, положив ей голову на колени, сидел каменный рыбоед.

– А у этого рыбоеда были глазки, – засмеялась Мавка. – Не больше бусинок, но у нынешних-то и таких нету.

Авик остановился перед статуей и задумчиво смотрел на идиллическую картину. Поза женщины, ее чуть склоненная голова и положение крупных кистей рук, выражали умиротворение.

– Может быть, рыбоеды здесь вовсе не незваные гости? – произнес Авик, – а наоборот, хранители, оставленные законными хозяевами, чтобы защищать тайны подземелий от непрошеных гостей?

– Зачем охранять то, что не используешь много сотен лет? – возразила Мавка. – Или ты думаешь, они хотели вернуться, а потом не смогли или расхотели?

Они обошли статую кругом. Проход между стеной залы и постаментом был почти полностью завален обвалившимися сталактитами. В небольшом прямоугольнике были выгравированы изящные знаки, точно такие же, как и те, что Авик разглядел тогда в маленькой камере при караулке, когда Хура украдкой показывал Нотии неведомую табличку. Авик заставил холодный огонь подняться повыше и плавно облететь залу. Огромные глаза, инкрустированные иссиня-черным шлифованным камнем, отражали свет холодного огня. Каменные изваяния мужчин и женщин, почти не скрытые натеками, одетые в просторное платье, – они сидели и стояли вдоль широкого карниза, опоясывающего залу на высоте двух или трех саженей. Одни держали в руках причудливые приспособления и были как будто погружены в работу, другие просто глядели прямо перед собой, величественно и торжественно. Один мужчина, облаченный во что-то, напоминающее плащ с капюшоном, держал за ошейник вставшего на задние лапы огромного рыбоеда. Зверь скалил свои клыки во тьму пещеры, как бы угрожая неведомому врагу. Вдруг Авик вскрикнул от неожиданности и его холодный огонь опустился почти до пола залы. В следующей нише находилась статуя человека средних лет, поднявшего свою здоровенную кисть открытой ладонью вверх с загнутым безымянным пальцем.

– Это же волшебник! – рассмеялся Авик.

Эта поднятая рука, полуулыбка, спокойный взгляд огромных черных глаз почему-то сразу развеяли его страх перед пещерами. Вот он, такой же волшебник, как Нотия, такой же, каким когда-нибудь станет и он, Авик. Он приветствует его из прошлого, настолько далекого, что даже голова кружится от одной мысли о бесчисленных столетиях, разделяющих их. Он внезапно почувствовал ревность к Когтю, который как будто имел большее отношение к этим подземельям и к этой статуе.

– Смотри, он держит что-то в руке, – сказала Мавка. Кисть левой руки была протянута полуоткрытой ладонью вверх, как бы прося подаяние, и на ней уже начала пробиваться робкая поросль сталагнатов. На перекинутой через нее золотой цепочке висел диск белого мрамора размером с кулак взрослого мужчины и в два пальца толщиной. Холодный огонь подплыл вплотную, и Авик разглядел золотую гравировку, точь-в-точь как на табличке, найденной в тайных подземельях Школы. Обрадованный находкой, он запрыгал по камням к стене пещеры и попытался вскарабкаться вверх по натеку. Хрупкие каменные сосульки то и дело обламывались, но Авик быстро приноровился хвататься за них у самого основания. Он уже преодолел больше половины пути до заветного диска, когда со стороны входа, сквозь журчанье плещущейся по камням воды, раздался звук перекатывающихся у кого-то под ногами камешков.

– Коготь, – крикнул Авик, завидев два мерцающих в темноте глаза, – смотри, что я… – он осекся. Глаза неподвижно смотрели куда-то мимо него и светились совсем не зеленым, как у Куниц, а бледно-голубым, мертвенным, светом. Судорожным движением Авик послал свой холодный огонь навстречу мерцающим точкам. В проходе на четвереньках стоял человек, почти голый, лишь слегка прикрытый какими-то лохмотьями. Заросшее лицо было стянуто в напряженную гримасу. Вытянутые в трубочку губы и сдвинутые на глаза брови совсем не двигались. Из плеча торчал обломок черной стрелы. Еще одна стрела, выдрав лоскут кожи, вошла человеку в спину вдоль ребер и теперь как коровий хвост топорщилась черным оперением. Несколько мгновений человек напряженно вглядывался во тьму, потом сделал нерешительное движение назад, прочь от приближающегося к нему холодного огня. Потом вдруг заревел, обнажив желтые острые зубы, и в два огромных прыжка перескочил через освещенное пространство. Мавка завизжала и бросилась куда-то прочь, невидимая в темноте. От неожиданности Авик разжал руки и полетел вниз. Правую ногу пронзила острая боль. Он перевернулся на спину, и в нос ударил кислый смрад человеческих нечистот, к которому примешивался отчетливый запах мокрой псины. Оборотень стоял над ним принюхиваясь. Сверху на одежду Авика полилась какая-то густая жидкость. В руке вдруг закололо так, что Авик вскрикнул и здоровой ногой двинул куда-то в темноту. Удар пришелся как будто в дубовую доску. Раздался недовольный рев и стальная рука что есть силы сдавила Авику горло. Глаза его налились кровью, он захрипел, забил руками и ногами, словно перевернувшийся на спину жук.

– Эй, я здесь, – раздался вдруг голос Мавки, и какой-то камешек чиркнул по стене совсем рядом с ними. Оборотень разжал пальцы и двинулся на звук голоса. Свежий воздух хлынул в легкие Авика. На втором вдохе он уже вскочил. Зажмурив глаза, он скороговоркой произнес заклинание. Вспышка получилась такой яркой, что свет проник огненно-кровавым сполохом даже сквозь закрытые веки. Он снова зажег холодный огонь. Чуть поодаль, у постамента оборотень, злобно постанывая, тер рукой ослепшие глаза, а Мавки нигде не было видно. Зажав в руке обломанный кусок сталактита и забыв о боли в ногах, Авик бросился к чудовищу. Когда он был в двух шагах от оборотня, раздался девичий визг. Чудище встрепенулось, повернулось в сторону источника звука и, поднявшись на ноги, завыло рокочущим грубым голосом: «у-а-у-а-у». Откуда-то издали ему ответил другой голос. Но Авик был уже рядом. Что есть силы он дернул вверх стрелу, торчавшую из спины, а потом ударом камня вогнал ее как можно глубже в изогнувшегося от боли врага. Острие вышло из груди чудовища. Спереди и сзади его туловища из ран брызнули фонтанчики темной крови. Оборотень обмяк, и беззвучно раскрыв рот, осел на землю. Из-за камня с плачем выскочила Мавка.

– Ты ранен? – бросилась она к Авику.

– Нет, это его кровь, – ошарашено ответил тот, глядя на закатившиеся глаза оборотня.

– Сюда идет еще один, – скороговоркой шептала ему Мавка, – убей меня и беги, живи. Авик тем временем молча выдергивал обломок стрелы, застрявший в плече поверженного врага. В проходе снова захрустели камешки: на этот раз походка была более торопливой. В руке Авика уже блестел скользкий от крови зазубренный наконечник. Девушка с воем бросилась на землю и откинула с шеи свои спутанные волосы. В проходе мелькнули и тут же скрылись два огонька.

– Он тебя сейчас убьет, а меня утащит! Ты же обещал! – причитала Мавка, но Авик поднял ее за плечо и толкнул обратно за камень. Погасив холодный огонь, он несколько мгновений собирался с мыслями, слушая приближающиеся шаги. Силы были на исходе: никакого боевого заклинания он сейчас прочитать не сможет. Он зажмурился и велел то же самое сделать и Мавке. Кто-то уверенно направлялся прямо к ним. Выждав еще чуть-чуть, Авик снова осветил пещеру короткой вспышкой яркого света. Она вышла не такой ослепительной, но приближающийся незнакомец остановился и недовольно заревел. В эту секунду раздался плеск воды и глухой удар такой силы, что от него, казалось, задрожали стены.

– Беги, скорее! Проща-а-ай! – завопила девушка, выскакивая из-за его спины и бросаясь навстречу опасности. Пробежав несколько шагов, она оступилась и, вскрикнув, упала где-то в темноте. Авик стоял как вкопанный, не в силах пошевелиться от ужаса. Что-то тихо скребло по полу пещеры, не приближаясь и не удаляясь. Дрожащими губами он прошептал заклинание и вновь зажег маленький холодный огонь. Первое, что он увидел было распростертое тело девушки, лежащее на куче мокрой глины. Она была без чувств. Он сделал шаг вперед и заметил белую человеческую руку с острыми длинными когтями, скребущую по камням взад и вперед. Рука торчала из-под глиняной кучи.

– Его завалило! – радостно выкрикнул Авик, бросаясь к девушке.

В ответ на его крик бесформенная глина вдруг пришла в движение и, сбросив Мавку на пол, поднялась навстречу ему. Мальчик опешил: в его сторону смотрела окровавленная слепая морда. Массивный нос принюхивался, поворачиваясь из стороны в сторону. Зверь держал за горло человека, заросшего до глаз грубой рыжей шерстью. Острые зубы оборотня были оскалены в предсмертной улыбке, конечности еще бились и скребли по камням, как бьется о днище лодки пойманная рыбаком стерлядка. Рыбоед встряхнул свою добычу как тряпичную куклу, в шее оборотня что-то треснуло, он в последний раз дернулся и затих. Мавка всхлипнула, села на пол и закрыла голову руками. Зверь повернулся к ней, все еще сжимая в зубах свою добычу. В гробовой тишине было слышно, как он сглатывает струящуюся в его пасть кровь. Только теперь Авик заметил проплешины и хромую ногу.

– Десмуронг, – позвал он, с трудом разлепляя пересохшие губы.

Рыбоед прижал уши к голове и грозно зарычал, темно-красные брызги полетели из его пасти во все стороны. Мавка вскрикнула и пронзительно заголосила. Зверь, казалось, слегка опешил и перестал реветь. Положив на пол бездыханное тело, он принюхался и застыл в задумчивости. Авик стоял ни жив ни мертв от страха. Девушка перестала кричать, но и не двигалась, только испуганно смотрела на чудовище.

– Это рыбоед, спасайся, – обессилено прохрипел Авик. Мавка снова зарыдала, закрыв лицо руками, у нее уже не осталось сил спасаться, да и как можно убежать от подземного чудовища, которое чувствует себя в пещерах как рыба в воде?

Постояв несколько мгновений в неподвижности, рыбоед вернулся к телу и встал на него всеми четырьмя когтистыми лапами. Закусив пастью покрытое рыжим волосом плечо, он затряс головой и изогнулся всем телом. На шее вздулись бугры мышц. Кусок грудной клетки, ключица и рука отделились от тела того, кто несколько минут назад был оборотнем и, разбрызгивая дымящуюся кровь, описали высокую дугу. Голова, болтавшаяся на нескольких связках и лоскуте кожи, оторвалась и, будто снаряд, пущенный из пращи, звонко хрустнула о камень где-то в темноте. Повернувшись обратно к Мавке, зверь положил свой трофей к ее ногам и снова принялся принюхиваться. Девушка не шевелилась. Тогда, припав на передние лапы, и высунув длинный язык, рыбоед забил по полу хвостом так, что загудела вся пещера. Прямо напротив лба девушки ходили из стороны в сторону две влажные ноздри. Мавка медленно опустила руки и долго смотрела на слепую морду с мокрым окровавленным языком. Потом она поднесла руку и осторожно провела по растрепанным, заляпанным кровью бакенбардам. Зверь издал звук напоминающий хруст железного колеса по щебню. Видимо, это было мурлыкание. Он не собирался их убивать. Авик тяжело опустился на землю.

– Видно, я ошибся, когда заклинание развеивал, – заключил он вслух. – И это нас спасло. Какая-то часть заклинания уцелела.

Ноги болели, шея ныла, рана на правом запястье снова вскрылась и из нее капала сукровица. Вполуха слушая, как Мавка монотонно говорит что-то урчащему зверю, он думал о том, сможет ли найти и преодолеть обратную дорогу, о том, что стало с лагерем, и что им делать, если они найдут гнездо Куниц пустым или, хуже того, опустошенным. Вдруг зверь забеспокоился и начал ловить ноздрями воздух. В воздухе раздался свист, и в бок рыбоеда воткнулась раскладная алебарда. Зверь с рычанием отскочил от Мавки и, захватив оружие зубами, выдрал из своего бока двумя движениями могучей головы. Перехватив древко поближе к середине, он приподнял морду и с хрустом перекусил его словно хворостину.

Авик увидел на карнизе фигурку Куницы. Тот стоял, опершись на все четыре конечности, и наблюдал за зверем. Рыбоед тоже чуял чужака. Оставив обломки алебарды, он схватил изуродованное тело оборотня, в три прыжка добрался до берега реки и скрылся под водой. Фигурка выжидающе смотрела ему вслед. Поняв, что тот ретировался окончательно, Куница легко спрыгнул с карниза на постамент, расправив перепонки.

– Возвращауйс, – взволнованно пролаял он. Это был совсем молодой человек, с еще розовыми безволосыми пятнами вокруг глаз. Он не слишком хорошо владел хоривским наречием, поэтому пытался объясниться при помощи жестов. Он указывал на проход, торопил, умолял, злился. Авик смотрел на него безучастно, силы совершенно оставили его. Видимо удивившись пустому взгляду мальчика, Куница слез с камня и поводил перед его лицом когтистой лапой. С трудом Авик поднялся. Болело все. Куница услужливо сунул ему в руки обломок алебарды, и мальчик оперся на него как на костыль. Мавка тоже постепенно выходила из оцепенения. Втроем они поковыляли к выходу. В дыру, сделанную рыбоедом, было прокинуто бледное вервие, поэтому подняться наверх не составило большого труда. У раскопа они встретили Когтя. Мрачный, он стоял, опершись на алебарду. Еще двое Куниц задумчиво бродили по раскопу прислушиваясь.

– Мы потеряли шестерых, – сообщил Коготь без вступления, – их шла целая лавина. Главный вход пришлось взорвать.

– Взорвать? – изумился Авик, – как вы это сделали?