Да

– Я Хвост. Делать тебя темной я не стану, это не обсуждается, ты светлая.

– А что? Макс стал темным, да? – дерзко кинула Селлах.

Он не ответил.

– Я просто чувствую себя бесполезной, – продолжила Реттер, не выдержав длительного молчания, – В своей деревне я оказалась никому не нужна. Я не знаю, как подступиться к Свету, что делать со своим светлым началом. Одной с этим не разобраться. Да и не нужно мне это. Морально я уже темная.

Айран чуть заметно вздохнул.

– Знаешь, еще в Ту однажды я встретил на улице перед общежитием академии маленькую семилетнюю девочку. Она стояла под деревом, плакала и бормотала только: «Не умирайте! Не умирайте!». Она была в полной растерянности и совершенно одна. И я знал, что у нее просто не укладывается в голове та трагедия, которую ей пришлось пережить. Я подошел к ней и сказал: «Им сейчас хорошо». Она подняла на меня голову и посмотрела сквозь слезы, так напряженно, недоверчиво. Она не понимала, что мне нужно от нее, думала: «Что он вообще знает!», она хотела, чтобы я поскорее ушел. Я не сдавался. Говорю ей: «Эти Най и представить себе не могут, сколько боли причиняют обычным людям своими глупыми семейными распрями». Она все еще смотрела на меня, как загнанный зверек. «Не плачь, – говорю, – Они хотели, чтобы ты была счастливой». А девочка так по-взрослому спрашивает: «Счастливой?» – и смотрит мне в глаза, прямо внутрь заглядывает, пытается понять. «Да, – отвечаю, – будь счастливой ради них. Они ведь отдали за это жизни».

– Девочка тогда подумала, что ты над ней издеваешься, – сказала Селлах. – Она спросила: «А можно быть счастливой, когда души больше нет? Разве можно быть счастливой, если тебя разорвали на тысячи мелких кусочков?» А ты ответил: «У тебя все еще есть душа. Поэтому живи и будь сильной. Ты должна. Уныние – не лучшая благодарность родителям». Девочка все помнит. И она все еще жива. Раз это был ты, значит, теперь у тебя нет права отказываться от ответственности за меня.

– Я не отказываюсь, – сказал Айран, – Тебе пришлось убивать невинных, не для молодой девушки эта работа. Но если сейчас понесем определенные жертвы мы, потом будет лучше другим – тем, кто сейчас еще совсем юн. Очень скоро ты узнаешь обо всем, а сейчас просто верь мне. Как тогда поверила, как верят наставнику. Все это я делаю во имя своего брата.

– Ты так и не сказал, что с Максом, – требовательно напомнила Селлах.

– Он стал темным и сейчас в Аду. И, поверь, это не сделало его счастливее. Чтобы стать Хвостом, Шегану нужна маска. Она значительно увеличивает силу, но при этом воздействует на душу. Все маски разные – есть более сильные, агрессивные и, как бы сказать, самостоятельные. Максиму досталась именно такая.

– В каком он вообще состоянии?

– С каждым днем он становится все меньше похожим на себя. Честно сказать, если хочешь его увидеть, сейчас – самое подходящее время, потому что дальше, вероятнее всего, будет только хуже.

– Отведи меня к нему, – решительно сказала Селлах.

– Тебе будет тяжело переносить атмосферу Ада, но к этому привыкнешь. Я перенесу тебя к дому Анкс, у которой он живет. На Землю тебя вернет она или сам Максим. В Аду течения времени не ощущаешь, но постарайся там не задерживаться. Когда вернешься, обещаю посвятить тебя в подробности нашего дела. Если ты готова, я могу отправиться в Ад прямо сейчас. Увидишь, что может сделать Тьма.

– Да, я готова, – сказала она и встала.

Айран тоже поднялся и посмотрел ей в глаза.

– На всякий случай, не говори Максу, что знаешь меня. Легенда такая: ты все еще живешь в своей деревне, а в Ад тебя отправила моя сестра, Лина. Она Шеган, сейчас живет с Иллисом в Ту. И будь осторожна. Если Анкс скажет, чтобы ты уходила, не возражай.

***

Анкс не могла вспомнить случая, чтобы когда-нибудь мерзла в собственном доме, поэтому постоянно кипятить чайник и сидеть, как нахохленная птица, закутавшись в шерстяной плед, было ей непривычно. Она уже в который раз переписывала страницу регистрационного журнала, в котором Ольгерд должен был вести учет всех прибывших в Азур душ, но благополучно переложил эти обязанности на нее. Сосредоточиться никак не получалось, да и писать было неудобно: лампы теперь горели совсем тускло, а от холода вовсе не хотелось вытаскивать руки из-под пледа. Ее раздражала эта вынужденная беспомощность, и вообще она была на взводе, постоянно прислушиваясь, не проснулся ли Макс.

Он теперь почти всегда засыпал один в своей комнате, если вообще засыпал. Гнетущая атмосфера распространялась по дому именно из этой комнаты, вокруг нее даже стены покрылись темными разводами. За дверью была еще более безрадостная картина: диван с разодранной спинкой и два высоких пустых шкафа были здесь единственной мебелью; на потемневших стенах отчетливо виднелось множество трещин и царапин, точно кто-то царапал ее в безумном припадке; потолок был весь черный, как после пожара.

Макс уже долгое время не позволял Мешер взять над собой контроль, но вчера снова ощущались выбросы его чакры, слышался скрежет когтей и приглушенный стон. Как он ни сдерживался, Анкс слышала все. Он просил не входить в такие моменты – помочь она никак не могла. Однажды он выбил стекло в единственном окне в комнате (новое на его месте так и не появилось), поэтому теперь мог тихо вылететь из дома и так же тихо вернуться обратно незадолго до пробуждения Анкс.

Не в силах дальше выносить ожидания она осторожно зашла в его жуткую комнату. Он лежал на диване в облике Хвоста, дрожь часто пробегала по его напряженному лицу, пальцы крепко впивались в потрепанный подлокотник, другая рука заботливо лежала на маске. Анкс подкралась к нему и постаралась осторожно вытащить Мешер, опасаясь, чтобы она вдруг не ожила. Но этого не произошло, маска была сыта. Анкс, не дыша, протащила Мешер еще немного в сторону, но вдруг Максим вздрогнул и проснулся.

– Что ты делаешь? – опасливым шепотом проговорил он, – Зачем она тебе?

– А тебе зачем?! – она поперхнулась собственным голосом, – Сколько можно, Макс?! Ты в курсе, что разрушаешь свою душу?! Посмотри, что творится вокруг, во что ты превратил мой дом!

– Я уже как-то предлагал оставить тебя, помнишь? Если ты больше не можешь терпеть нас с Мешер, я не восприму это как предательство.

Анкс молча уселась на пол рядом с диваном, нахмурившись и поджав ноги. Макс сполз к ней, снимая обличие Хвоста.

– Может тебе просто тяжело меня выгнать? Не бойся, Анкс, скажи, как есть. Я никогда не подумаю о тебе плохо, клянусь. Ольгерд меня куда-нибудь пристроит.

– Нет, Макс! – она порывисто обняла его, – Не уходи. Я не хочу этого. Я просто не понимаю, зачем, ну зачем тебе эта проклятая маска?!

– Я пока не нашел способ, как подчинить ее себе. Но Айран как-то справлялся с ней, так что я тоже этому научусь. В любом случае, даже если сейчас появится новый Шеган, перекладывать на кого-то такую ответственность я не стану.

– Этот твой Айран, от него точно нельзя ждать ничего хорошего, – она погладила его по спине, – Будешь чай?

Он выжал благодарную улыбку. Она вышла на кухню и в очередной раз поставила чайник. Последнее время у нее все валилось из рук, так что все любимые чашки уже были разбиты. От Макса она вообще старалась держать посуду подальше. Сфорца был бы здорово огорчен, не найдя на полке подаренного им сервиза (к счастью, он уже давно не заглядывал).

В дверь постучали. Это было так непривычно, что Анкс стала прислушиваться к источнику звука, никак не предполагая, что кто-то стоит за дверью. К ней приходили только Ольгерд и Сфорца, но они обычно не ждали, пока им откроют. Тем временем Макс спустился со второго этажа и, услышав стук, направился к двери.

На пороге оказалась Селлах. Она пристально осмотрела Макса с ног до головы, от чего у него по спине пошли мурашки, и сказала:

– При жизни ты выглядел лучше.

Макс отступил внутрь дома, пропуская ее. Он очень сомневался в том, что Селлах не галлюцинация, и не сразу смог с ней заговорить.

– Мертв я только на бумагах. А когда умру, стану еще страшнее, – его голос был болезненно тихим.

Селлах застыла в изумлении.

– Так ты жив? Хитро ты это устроил, – медленно проговорила она.

– Откуда ты здесь?

– Я пришла увидеть тебя. Мне помогла Лина.

– Странно, что она не рассказала тебе, как вытащила меня из тюрьмы и сделала Шеганом. Пойдем, у нас готов чай.

Они прошли в просторную столовую, куда Анкс вынесла поднос с разнокалиберными кружками, над которыми поднимался ароматный пар.

– Это Селлах, мы с ней учились у одного Мастера. Единственная из команды, кто не успел набить мне морду. А это Анкс, само терпение, приютила меня себе на голову и теперь не знает, как от меня избавиться.

Анкс тихо хмыкнула себе под нос и расставила кружки, определив для Селлах место напротив Максима. Он обхватил кружку холодными руками и обжегся. Анкс сделала глоток и посмотрела на свое волнистое отражение. Она подумала, что цвет ее глаз такой же, как крепкий чай – насыщенно карий, чуть красноватый.

– Максим, ты ведь Хвост? – прервала тишину Селлах.

– О да, веселюсь по полной.

– Значит, ты можешь делать других темными. Сделай меня Шеганом.

– Это еще зачем? Ты для этого пришла?

– Так мне будет проще жить. Со светлой душой слишком многое ранит. Я хочу стать нормальным человеком и прекратить реагировать на все так остро: на чужое предательство, на равнодушие. Ты должен мне помочь, иначе я не выдержу. Все внутри меня истерзано и выхолощено. Мне нужна Тьма, чтобы продолжать жить. Еще немного, и мне будет это безразлично, тогда и помогать будет некому.

Макс молчал около минуты, прежде чем ответить: