Жёлтая виолончель

– Это да, – сказал я. – Но я подумал… Если загружаться с дисковода, создавать виртуальный диск, а потом по сети грузить необходимый софт, то, может, прокатит…

– Хм, – сказал Паша. – Блин, гениальный план. Правда. На хрена только, непонятно. Зачем это тебе?

– Не гениальный, – вздохнул я. – Дисководы тоже все дохлые. И дискеты – это же прошлый век. А потом – даже если загружусь, что дальше? Винду же нормальную все равно не запустишь. Если только…

– Вали ты отсюда, – перебил Паша, вставая. – Пока не сгнил здесь, как я. Пока.

Он встал и пошёл к двери.

– Пока, – сказал я.

Дверь хлопнула. Я вернулся к компу. Снял дисковод, повертел в руках. Положил на стол. Задумался.

Мысли мои текли довольно странной траекторией. Я начал с Левина и желания уйти из конторы, продолжил необходимостью заплатить Жупанову за комнату и Ивановым, который обещал дать денег. Потом вспомнил уродов, пумаров и снова вернулся к Левину. Все эти мысли были не до конца оформленными, я вряд ли смог бы сформулировать их на тот момент в словах. Скорее, я перебирал в уме картинки и эмоции, которые эти картинки вызывали. Я злился. Но, с другой стороны, состояние моё после насыщенного рабочего дня было сонным.

Ещё завтра мне предстояло занятие школы, которое я обещал сделать практическим. А компьютеров, которые можно было условно назвать рабочими, по-прежнему было три. Я не видел из этой ситуации хорошего выхода, поэтому злился ещё сильнее.

Шум заставил меня встрепенуться. Судя по звуку, к воротам подъехало несколько машин. Захлопали двери, раздались голоса. Громкие, недобрые. Я не разбирал слова, но по интонациям понимал, что половина этих слов – нецензурные. У меня не возникло никакой ясной мысли о том, что происходит, но я почему-то подошёл к выключателю и погасил свет. А потом мне вдруг стало страшно.

Голоса приближались к зданию. Жалобно взвизгнула дверь. Я услышал грубые слова, нечёткие, но угрожающие, внизу, на первом этаже. Кажется, ругались с охранником. Удары, что-то упало. Опять крики. Затем топот быстро поднимающихся ног.

Я сидел не дыша. Ворвавшиеся в здание люди добрались до двери офиса, которая находилась рядом с моей.

– Здесь, похоже. Закрыто, – услышал я тот же грубый голос. – Чего стоишь? Ломай. Там он, сука. – Послышался удар и треск дерева, а затем грохот упавшей двери.

Ноги затопали дальше, в офис. Там я слышал хуже, но понял, что они подобрались к кабинету Левина. Послышалась громкая ругань, в которой я разобрал множество матерных слов, а также «Арама кидать» и «с глузда съехал».

Опять загрохотало. Послышалось несколько ударов и визг Левина. Я никогда раньше не слышал, как он кричит, и это было отвратительно.

– Не надо! – высоко, надрывно, словно лопнувшая струна, донеслось из-за двери. – Я отдам, через недельку, правда…

Последовали новые удары. Снова мат, а потом хриплый голос, видимо, принадлежавший главному из нападавших, произнёс отчётливо:

– Что-что? Полицию? Да ты совсем охерел! Вот же полиция у нас, с собой. Вован, корочки ему покажи… И врежь ему хорошенько, чтобы мозги вправить…

Я подумал о том, что надо бы потихоньку сбежать. С другой стороны, внизу мог дожидаться один из бандитов. Так что, пожалуй, сидеть тихо было наилучшим выходом. На секунду мной овладело дурацкое геройство. А что если выскочить и попытаться на них напасть? Можно было взять в качестве оружия, скажем, крышку от системного блока. Но я тут же остановил себя. Во-первых, я бы не смог справиться с ними даже при большом везении. А во-вторых – зачем мне это? Хотел ли я защищать левинский «бумер»?

Там, за стенкой, продолжался шум. Я уже не прислушивался, а просто сидел на стуле, стараясь не шевелиться.

– Два дня! – крикнул проходящий мимо моей двери главарь. – Вован, и разнеси тут всё как следует, чтобы он понял, мудак, что мы не шутим.

Прошло, наверно, минут пятнадцать. Мимо двери за это время несколько раз пробежали туда-сюда, потом всё стихло. Я осторожно выглянул в окно. С территории выезжали две большие чёрные машины – «Гелендваген» и ещё одна, которую не разглядел.

Я вышел из класса. Дверь в офис была выдрана с мясом и валялась на полу. Столы с компьютерами полыхали огнём, и я тут же подумал об Элементе. Я уже дёрнулся было бежать к своему столу, но увидел, что стол опрокинут вместе с компьютером, монитор расколот, а огонь пляшет по фальшполу вокруг длинными языками. Вряд ли я уже смог бы что-то сделать.

Справа до моего слуха донеслось слабое шевеление. Я поморщился, вспомнив про Левина. Подошёл к его кабинету. Там было разломано и раскидано то, что можно было разломать и раскидать за пятнадцать минут, то есть практически всё. Первое, что бросилось мне в глаза – расколотая пополам крышка письменного стола, прогнувшаяся в форме латинской V. По полу были разбросаны бумаги из раскрытого и выпотрошенного сейфа, который лежал на боку возле принтера с разбитой верхней крышкой. Я нагнулся и подобрал с пола серо-голубую книжечку, показавшуюся знакомой. Это была моя трудовая книжка.

– Как хорошо, что ты здесь, – услышал я из дальнего угла. – Они мне сломали что-то. Кажется, рёбрышко. И ножку, – Левин всхлипнул.

Я обогнул стол, который преграждал дорогу, и увидел его. Он полулежал на полу, прислонённый затылком к стене, и являл собой настолько нелепое зрелище, что я чуть не рассмеялся.

Левую сторону лица занимал один сплошной кровоподтёк, отчего лицо становилось похоже на маску клоуна. Глаз припух, и мне казалось, будто Левин мне подмигивает. Пиджак и рубашка, выехавшая из штанов, задрались к шее. Рубашка была тоже выпачкана тёмно-красным. Ноги торчали в разные стороны, тоненькие, как спички, и его поза напоминала мне то, как обычно изображают детских кукол в букварях. Ступня правой ноги была вывернута неестественно, и это выглядело кокетливым жестом.

– Вызови «скорую», – сказал он. – Кажется, я телефончик уронил куда-то.

Я раскрыл свою трудовую, приблизился к нему и протянул:

– Я уволиться хочу. Прямо сейчас.

Он заморгал правым, здоровым глазом:

– Плохенько мне. Вызови «скорую».

Я подобрал с пола ручку и, приложив к трудовой книжке, ткнул Левину под нос:

– Я увольняюсь. Пиши.

– Это же приказик надо выпустить, – заныл Левин. – Я же не смогу.

– Наплевать на приказ, – сказал я. – Всё равно всё сгорит.

Левин встрепенулся:

– Сгорит?

Похоже, до него только сейчас дошло, почему пахнет палёным.

– Помоги, – заверещал он. – У меня ножка… Помоги встать.

Я молчал.

Он смотрел на меня жалобно ещё секунд пять, потом вырвал из моей руки трудовую и, положив на бедро левой ноги, накорябал что-то.

– Ещё печать нужна, – сказал он. – В столе.

Я отломил часть крышки стола, достал из ящика печать со штемпельной подушкой и оставил оттиск на записи. Потом поискал глазами на полу и увидел левинский «Айфон». Подвинул к нему ногой.

– Вызывай свою скорую, – сказал я и направился к выходу из офиса. Зашёл в класс, где оставил рюкзак. Сунул трудовую книжку в его внутренний карман, застегнул, повесил рюкзак на плечо. Постоял мгновение возле выломанной двери, подумал, потом всё-таки вошёл в офис.

Огонь уже прогрыз гипсокартонную перегородку и жевал её, словно бумагу. Левин сидел в той же позе, дрожащей рукой всё ещё пытаясь разблокировать свой телефон. Я нагнулся над ним, ухватил под мышку, попробовал поднять.

– Ай! – он скорчился и вцепился в мою руку. Потом привстал и навалился на меня.

– Пошли.

Он был тяжёлым и неуклюжим. Похоже, в груди у него болело, поскольку он непрерывно охал и стискивал моё плечо. Я тащил его к лестнице, потом вниз. Когда я опустил его на ступени у входа, силы мои закончились.

– Дурак ты, Жора, – сказал я, пытаясь отдышаться. – Если у тебя есть «Ленд-Ровер», чего ты на нём на работу не ездишь? Или стыдно?