Я твой день в октябре

– Вы, блин, тогда поменяйте меня на некурящего! – окрысился Лёха. -

Надежде , по моему, всё равно – я по комнатам хожу или некурящий будет тут шлындить. Ей надо диплом досрочно получить, она всё равно ничего, кроме книжек не видит. Замены мужика тоже не засечёт. А потом ей ещё надо кандидатскую защитить, потом докторскую, потом нобелевскую премию получить… Вот вы работайте тогда и бабушкой, и мамой, и папой сразу. У вас сил, как у трактора. Но тогда ребёнок вырастет идеальным. Вы же лучше знаете, как воспитать Злату в лучших аристократических традициях. Я болван в этом. Наде некогда. Учиться всегда надо.

– Ну, я же просила – не обижайся, Алексей! – тёща насупилась. – Я же только хорошего хочу. Чтобы всё было правильно желаю. Ну, что ты?

– Ой, мама! – Надя на секунду оторвалась от учебника. – Мы с Лёшей тоже хотим как лучше. Просто он не знает, что делать с маленькими детьми. А мне некогда. Видишь ведь.

– Ладно, я Злату забираю и иду папу встречать и гостей. А вы через час приходите. – Тёща взяла Лёхину дочь на руки и пошла к двери.

– Лариса Степановна, – сказал Алексей ей в спину.– Если вы опять перевернёте всё в моём шкафу по своему, я для начала обматерю Вас пятиэтажным матом так, что у вас уши свиснут и дар речи отключится. А туфли с кедами тоже не ставьте носком в комнату. Блин! Тяжело Вам сдержаться? Вы ж не дома. Вещи не Ваши. Магнитофон мой обратно притащите на досуге из подсобки и поставьте туда, где я ставлю. Или я Вам сегодня при гостях весь дом на свой вкус переверну. Обещаю. Хоть милицию потом вызывайте.

Теща посопела, попыталась что-то ответить, но потом плюнула без слюны и унесла Злату к себе домой.

– Леший! Тебя кто всё время на маму натравливает? Какой чёрт? – Надя раздраженно стала искать потерянную страницу. – На своих родителях отдыхай. Лепи им любые претензии. Хами. Чего тебе не хватает? Мать всё вместо нас делает. Старается.

– А ты? – Лёха подошел к дивану. – Лучше ты старайся сама. Ты вроде и жена. И мама. Здесь, в этом доме. А она – в своем. Короче, ты для сохранности интеллигентной атмосферы иди в гости без меня. А я пойду к своим. Там ботинки стоят, как им удобнее, и шмотки лежат, как им нравится.

Он обулся в кеды и вышел из квартиры. Выругался внутренне. И побежал к своим. На улицу Степную. Пельмени есть.

Вот везёт же людям, у которых не бывает неожиданностей. Всё у них по плану, гладко, чётко. Лёха, правда, за двадцать два почти года беготни по жизни не видел таких счастливых граждан. А, может быть, наоборот – несчастных. Потому как вся прелесть существования – это смесь ожидаемого и нежданного. Это, например, когда ты ждешь на остановке набитый под крышу народом автобус, севший глубоко на рессоры, и просчитываешь до деталей тонких, как ты в него вползёшь змеёй промеж толстых тёток и здоровенных мужиков. Всё спланировал, рассчитал, приготовился. А тут – на! Автобус подкатывает полупустой. Хоть краковяк в нём пляши вприсядку. Это не просто приятная неожиданность. Это что-то близкое к чуду. Но, так как чудес не бывает, Лёха такие подарки судьбы считал неожиданностями. Были и очень неприятные нежданные штучки-дрючки, но и без них как? Никак. Не будет гармонии и полноты жизненной.

Вот бежал он к родителям на пельмени. Это мероприятие обычное, плановое. Мама делает уникальные по вкусу пельмени, которые съедаются до последнего экземпляра даже теми, кто только что пообедал и наелся до безобразия. И уже чувствовал Алексей вкус пельменный, а воображение добавляло и запах уксуса, посыпанного перцем, куда надо было непременно сунуть пельмень для насыщенности ощущений. И где-то на воображаемом десятом пельмене, который Лёха мысленно опускал на вилке в чашку с уксусом, кто-то крикнул издали:

– Малович! Лёха! Сюда глянь!

Он развернулся на голос и увидел троих товарищей своих по институту. Правда, он тогда только поступил, а им всего год учиться оставалось. И вот как-то они все трое ушли не на работу по специальности, а задуло их не куда попало, а сразу в городской комитет комсомола. В институте они вместе с Лёхой играли и в футбольной команде, и в баскетбольной, а потому хоть и не сдружились до братства, но товарищами остались. Не забыли друг друга.

Ребята стояли на самом углу парка я явно кого-то ждали.

Пошел к ним. Когда зовут, значит что-то им надо. Или узнать, или, напротив, что-нибудь рассказать. Просто так, чтобы поздороваться, никто за полквартала орать дурными голосами не будет. Подошел. Пожал всем руки.

Андрюща Клавинец, защитник бывший из футбольной институтской команды, после исторического факультета стал сразу стал первым секретарём зарайского горкома ЛКСМ. В институте был секретарём комсомольской организации. Освобождённым и, как Лёха потом, со свободным посещением занятий. Отец его в Алма-Ате работает, вроде бы министром. Но в каком министерстве Андрей не докладывал, да никто и не интересовался особо. Второй – Олег Марусев закончил физмат и тоже канул в том же горкоме. Вроде бы заведующим отделом учащейся молодёжи. А вот третьего, Лёню Квочина, Лёха знал не очень хорошо. В спортзале встречались, но мельком. Лёня уходил после тренировки волейболистов, а Лёха только приходил на баскетбольную тренировку. Он тоже попал на работу в горком, но кем – Алексей не знал.

– Чего так несёшься? – улыбнулся Клавинец. – Так шустро только от жён убегают к любовнице.

– Чтобы на неё, сучку, больше времени осталось, – Марусев засмеялся громко.

– Блин, да так бежать к шалаве – все силы скинешь по ходу. И останется только чай с ней попить да анекдотами утешиться. – Без намёка на улыбку закончил общую мысль Лёня Квочин.

Лёха нагнулся, поставил ладони на колени, выдохнул, выпрямился.

– Мужики, так меня в комсомол ещё в школе приняли и забыли про меня. Хотя и не выгнали. Или как раз вы и хотите шугнуть меня из рядов? Толку с меня как с комсомольца – реально ни хрена. Ничего не сделал, чтобы стать примером для молодого поколения.

– Мы ждем девочек. Хотим в кафе «Колос» с ними гульнуть. День рождения у Олежки.

– Как будто, – уточнил, подняв вверх указательный палец, Марусев. – На самом деле в октябре.

– И у меня в октябре, – пожал ему руку Алексей. – Так, получается, девочки вас бортанули и вы вместо девочек меня хотите поиметь?

Все заржали так бессовестно, что народ вокруг пришалел маленько и кто ускорился, кто через дорогу перешел на другую сторону.

– Не, мы такими фениками не балуемся, – сказал, отдышавшись, первый секретарь. – Тут наоборот выходит. Девочек будет четыре. А нас трое. Просекаешь поляну?

– Бляха, Андрюша! – Алексей тихонько толкнул его в плечо. – У вас в горкоме комсомола бабульки-пенсионерки, что ли, сидят по кабинетам?

– Ну, ты, старик, сказал! – Олег достал сигарету, закурил. – Тёлки наши отменные. Ноги от ушей и губки как у Бриджит Бардо. Сами набирали. Но они объезженные все давно. Отходы. Жмых, блин. А нам свежачок треба!

– Не,– Лёха тоже закурил. – Я только два года назад женился. Рановато ещё по шмарам шлындить. Потерплю пока для сохранности семьи, для мира и согласия.

– Ну, ядрена мама! – радостно сказал Клавинец. – Правильно. Тебе втройне надо блюсти себя. Такую жену, как твоя, изменами срамить – грех не только перед ней, но и перед руководством обкома партии. Оно, руководство, зятьям своим в порядке возмещения убытков и восстановления реноме может запросто оторвать самое дорогое. Скорее – в переносном смысле. Но так, что мало не будет.

– А чего он вообще затолкал тебя в редакцию? – взял Лёня Маловича за пуговицу рубахи. – Ты с Альтовым в плохих отношениях? Не подружились, что ли?

– Вы, в натуре, откуда знаете, что я женился на дочери Альтова? – Лёха аккуратно отцепил Лёнины пальцы от пуговицы.– Он вроде с комсомолом не общается. Да и по радио не передавали.

– Да у нас в обкомах-горкомах своё радио, – сказал Марусев серьёзно вполне.

– Один из наших на твоей свадьбе был. Его за пару недель до вашей скорой женитьбы в обком инструктором забрали.

– А вот на кой хрен вам дался я? – спросил Лёха не без подкола в интонации.

– Вон девчонки наши ломятся из парка.– Кивнул Лёня. – Мы после кафушки в баньку двинем всей кодлой. Есть тут очень тихая банька. Человечек один свой держит для культурного провождения времени хорошим людям. А мы хорошие, как каждый коммунист. Если я не прав – плюньте в меня.

Все кроме Лёхи смачно захохотали, стукнулись ладонями поверх голов.

– Надо поговорить, – сказал вдруг смолкший Клавинец. – При тёлках тему светить нельзя. Мы давно хотели тебя отловить для серьёзного переговора. Но не знали как. Телефона твоего нового нигде нет. Ни в одном справочнике. Даже у мусоров нет, представляешь? А родителям на старую квартиру звонили. Мать сказала, что номер называть ей не разрешили. Кто не разрешил – знаешь сам. В редакцию, как ни позвонишь, ты на задании или вообще в командировке.

– Ну, ты нагнал пурги, Андрюха, – Малович отвел его за рукав в сторонку.– В кафе я пойду. Пить – не пью. Знаешь, да? Баня отпадает однозначно. И где да как мы поговорим? Тёлок отравим горчицей?

– Да ладно тебе. Поговорим. Пацаны их веселить будут, а мы втихаря побазарим. Тема важная мне лично. Но я тебя, если по теме этой поработаешь, без глубокого поклона моего не оставлю.

Прибежали симпатичные девочки лет двадцати. Лёха много видел таких и отдыхал не десять раз с такими. Оглядел с головы до ног и всю программу вожаков комсомольских уловил ясно и отчетливо.

– Всё, пошли. Столики уже сдвинули. Там заведующая, Рая такая, всё постелила на скатерть белую, которую надобно срочно вином залить.

Девочки счастливо заржали и вся компания, наполовину солидная, руководящая массами молодыми, быстрым шагом рванула туда, где распоясывались языки от «столичной» и ответственная за судьбы народа публика быстро уравнивалась с безответственной, наглой и бессовестной.

Повод девочкам нравился. День рождения – праздник без границ и правил. Новорождённый, он же ничего не понимает, себя не контролирует и делает всё что может. Олегу Марусеву они подарили часы, не дорогие, но красивые. С браслетом. «Ракета» называются. Золотистый циферблат, где нет ни одной цифры. Только стрелки и четыре коротких полоски. По одной сверху и снизу, и две по бокам.

– Девочки, да я не стою такого подарка. Алмазное стекло, золотой циферблат, стрелки из платины. Браслет и то с вкраплениями изумруда. Да меня в таких часах шеф на работу не пустит. Буржуйские они! А комсомольский лидер должен быть скромным. Почти как лидер коммунистический.

Пока девочки разглядывали простейшую «Ракету» ценой в восемнадцать рублей и пытались по отблеску найти на круглом кружке золото, а на браслете изумруды, Лёня разлил всем столичную и произнёс первый тост:

– Да здравствует комсомол, которым Олежка вместе с нами бескорыстно и безвозмездно управляет! Слава партии нашей, затолкавшей Олежку руководить комсомолом! Ура!

После чего все начали пить больше, чем закусывать, веселиться, рассказывать анекдоты и обниматься в полную силу. Причем мужики под столом гладили выбранных себе девчушек выше коленок, а взамен имели крепкие и многообещающие поцелуи в непросыхающие от «столичной» губы.

– Ну, пойдём на улицу перекурим, поболтаем минут десять, – Клавинец поднялся и Лёху ладонью поманил за собой.