На третий взгляд, или Написанному верить!

–– Что, материализовывать цыплят и становиться невидимкой проще? – торжествующе усмехнулся Игорёша, не пытаясь скрыть своего злорадства.

–– А вы-то сами можете ответить или уже знаете готовый ответ? – уязвлено фыркнул Борис Михайлович.

–– Не стану лукавить – ответа я не знаю, – откровенно признался Игорёша. – Я ни колдовать не умею, ни головоломки разгадывать. Я специалист в совершенно другой области и на большее не претендую.

–– В таком случае и я не буду претендовать, – решительно заявил Борис Михайлович. – У меня тоже своя собственная специализация.

Они оба вопросительно уставились на меня, и я сразу почувствовала себя примой, стоящей на подмостках в свете прожекторов.

–– Мужчина был профессиональным фотографом, и ему захотелось запечатлеть на плёнке закат солнца, поразивший его своей красотой. Он остановил машину и направился в сторону леса, прихватив с собой фотоаппарат, который всегда был при нём. Чтобы снимок получился более впечатляющим, он решил сделать его с некоторого возвышения и влез на дерево. Это решение оказалось для него фатальным, так как случилось нечто непредвиденное: вероятно, у него закружилась голова или под ним подломилась ветка. В результате человек упал вниз, ударился и потерял сознание. Возможно, после падения он был ещё жив, но внутренние повреждения, зимний мороз и отсутствие оказанной вовремя медицинской помощи привели жертву несчастного случая к печальному финалу.

Я закончила своё выступление, ожидая если не аплодисментов, то по крайней мере слов одобрения.

–– Вы это сами придумали? – поинтересовался Борис Михайлович.

–– Как вы могли такое обо мне подумать? Это сфера приложения сил нашей дочери Наты, – с гордостью объяснила я.

–– А кто-то умудряется разгадывать её головоломки?

–– Колюня, её муж. Он их, как белка орешки, щёлкает. Вот кто специалист широкого профиля. Жаль, он не видел ваших трюков с цыплятами.

–– Вы тоже считаете это трюкачеством? – упавшим голосом спросил Борис Михайлович.

–– Разве так важна терминология? Главное, никто, кроме вас, не сможет это повторить, – успокоила его я.

–– Я умею не только это, – воспрянул духом Борис Михайлович. – Хотите, продемонстрирую?

–– Мы вам верим на слово и не требуем никаких доказательств! – подал голос Игорёша, заранее испугавшись новых потрясений.

–– Вы всеми силами пытаетесь сохранить этот свой застывший мир, построенный на принципе повторяемости, мир логики и рассудка, где правит закон причинно-следственной связи, – вздохнув, грустно заметил Борис Михайлович. – Зачем? Ведь он такой безрадостно и безнадёжно предсказуемый… Вам всё равно не удержать его от неминуемого разрушения… Вы променяли магию и красоту на кажущуюся безопасность и скуку.

–– Уверяю вас, наш мир не так безопасен, как вам кажется. В нём полно козней и интриг, вранья и алчности, зависти и лицемерия, – с пол-оборота завёлся Игорёша.

–– Вы уже успели приспособиться и научились соблюдать правила игры. Более того, на этой крохотной игровой площадке вы стали опытными профессионалами, освоив великое множество приёмов, в том числе и запрещённых. Вы давно уже чувствуете себя в своей стихии, пусть даже временами враждебной, вернее, кажущейся враждебной. Что ж, играйте в свои иллюзорные игры, пока духовно не повзрослеете, – махнув рукой, Борис Михайлович встал из-за стола. – Как бы то ни было, я приготовил каждому из вас достойный подарок…

Игорёша с грохотом опрокинул стул:

–– Это лишнее! Не стоило беспокоиться!

–– Механизм уже запущен. Процесс стал необратимым, – пожал плечами Борис Михайлович. – Вам ничего не остаётся, как только принять этот факт и не сопротивляться неизбежному, тем более что это совершенно бесполезно.

Игорёша в истерике заметался по веранде, уронив на пол стакан с чаем и смахнув с комода пару книг.

–– Гутя, мне кажется, мы злоупотребляем гостеприимством Бориса Михайловича! – сбивчиво бормотал он, то и дело натыкаясь на мебель. – И чем дольше злоупотребляем, тем непредсказуемей и опасней последствия этого гостеприимства. Собирайся немедленно, если не хочешь остаться здесь навсегда!

–– Вам действительно пора, – поддержал Игорёшу Борис Михайлович. – Вы вместили ровно столько, сколько смогли вместить. И я вас больше не задерживаю.

В окна веранды с нахальной игривостью светило солнце, но стоило нам выйти за порог, как стало стремительно темнеть. Я удивленно оглянулась назад, пытаясь отыскать этому разумное объяснение.

–– Не старайтесь – не получится, – перехватив мой взгляд, уверенно заявил Борис Михайлович. – Просто примите это как данность.

–– Кажется, у меня нет выбора, – отшутилась я.

Просочившись через полуотворенную калитку, навстречу нам засеменила маленькая юркая старушонка в белом накрахмаленном платочке и опрятном ситцевом переднике с кружевным кармашком на животе.

–– Сердечное тебе спасибо, благодетель, от меня и от мово старика. Кабы не ты, не видать нам нашей Лукерьи, – запричитала она, поминутно кланяясь в пояс.

–– Так нашлась всё-таки ваша коза, Глафира Тихоновна? – обрадовано всплеснул руками Борис Михайлович.

–– Нашлась наша кормилица-поилица, твоими молитвами, батюшка. Всё случилось, как ты говорил, родимый. Сама воротилась, краса ненаглядная. Одного я в толк не возьму, дурья моя голова, что бы это значило. – Она вытащила из кармана передника бумажный пакет, перевязанный суровой ниткой, и протянула его Борису Михайловичу. – На роге у неё висел. Мы его не открывали. Старик мой велел вам передать.

–– Это вам ваша Лукерья принесла, вот вы сама и открывайте, – отрицательно покачал головой улыбающийся Борис Михайлович.

–– Боязно, – жалобно пробормотала старушка, вертя пакет в руках.

–– Выходит, вы своей кормилице-поилице не доверяете? – удивлённо развёл руками тот.

Окончательно растерявшись, старушка глубоко вздохнула, молча покачала головой, перекрестилась и дрожащими пальцами принялась разматывать нитку.

–– Деньги… – наконец облегчённо сообщила она, бережно перебирая новенькие хрустящие ассигнации. – Разве ж такое может быть? Кому рассказать – ни за что не поверят.

–– А вы не рассказывайте, – пожал плечами Борис Михайлович. – Сами же мне вчера сказали, что внучке хотите помочь и были бы рады, если б вам хоть ваша Лукерья деньжат принесла. Вот она и постаралась.

–– Да мало ли чего я в жизни сдуру набалабонила, – замахала руками старушка. – Совестно вспомнить!

–– Впредь не будете бросаться словами, – шутливо погрозил пальцем Борис Михайлович. – В наших словах такая силища скрыта, что ого-го!

–– Будем считать это вашим напутствием нам на дорожку, – мрачно заметил Игорёша, усаживаясь в машину. – Кстати, о словах: я подобрал для вас самое подходящее. Вы – иллюзионист-мистификатор. Это и есть ваша узкая специализация.

Да… К сожалению, временами мой муж страдает словесным недержанием. У него… Как бы это поудачнее выразиться… Ага! Слово найдено – хроническая логорея (не путать с диареей). Причём это заболевание чревато осложнениями не только для него самого, но и для окружающих. Одного моего снайперского взгляда на Бориса Михайловича было достаточно, чтобы понять, что за очевидно неуместные и вопиюще опрометчивые слова Игорёши нам в скором времени придётся поплатиться. Но наш хозяин в считанные секунды взял себя в руки и, лучезарно улыбнувшись, правдоподобно изобразил на своём многофункциональном лице полную невозмутимость и даже некоторое благодушие.

–– Любезнейший Игорь Вениаминович, – почти умоляюще заговорил он, нежно погладив капот нашей машины, – совершите акт бескорыстного человеколюбия: довезите почтеннейшую Глафиру Тихоновну до дому. Она живёт у Русалочьей заводи, на краю деревни.

–– Где? – озадаченно переспросил Игорёша, сбитый с толку поведением Бориса Михайловича.

–– За Ведьминым болотом, в Погонялово. Вы всё равно мимо проезжать будете, а пешим ходом ей часа два добираться придётся.

–– Не придётся. Тем более что нам по пути, – сразу засуетился Игорёша. – Гутя, помоги Глафире Тихоновне сесть в машину.

Мой муж явно рассчитывал уехать по-другому. Уж я-то знаю, что при расставании он любит оставлять последнее слово за собой, стараясь добиться наибольшего драматического эффекта. Вот и сейчас он пыжится, усиленно пытаясь перехватить инициативу в проявлении мужского благородства по отношению к беспомощной старушке.

А старушенция между тем, просканировав меня и в особенности Игорёшу придирчивым изучающим взглядом и сделав свои далеко идущие выводы, с довольным видом повернулась к Борису Михайловичу.

–– Благодарствую, свет-Борис Михайлович – закатив глаза, произнесла она сладким речитативом. – Многие вам лета за вашу доброту и ласку, за заботу о моих ноженьках. – С этими словами старушка поклонилась в пояс своему кумиру и, с возмутительной бесцеремонностью забравшись в машину, сноровисто устроилась на заднем сиденье.

Выразить нам свою благодарность она, видимо, не посчитала нужным и проделала всё вышеизложенное так быстро и ловко, что моя помощь оказалась невостребованной.

–– Доставим вас, дражайшая Глафира Тимофеевна, в наилучшем виде, как особо ценную бандероль, – излишне бодрым голосом заявил Игорёша, включив зажигание.