Большая ловитва

– Аще шайка Жихоря поджидает нас – заждется, поди, заерзает! – рассудил Молчан. – Ведь выезжаем с большим опозданием, да и поедем неспешно. Да и не ближний путь до Беданова камня? Могут и пресечь ожидание, решив, что не выехали днесь, либо в последний момент передумали и рискнули-таки ехать ближней дорогой. Однако, допускаю, что будут сторожить, доколе не начнет темнеть.

А с чего решил я, что Жихорь навалится по дороге на торг? Возможно, поторопился с выводом. Придется наново обдумать…

Ежели его ватага и разобьет нас, добыв весь товар, каковая им выгода? Ни на ближние, ни на самые дальние торги не сунуться им с мехами, медом и воском: сразу же скрутят их аки татей! Поелику всех знатных охотников и бортников знают во всей округе и даже далече от нее. Да и умельцы от всяких ремесел тоже известны на всех окрестных торгах, из какового бы городища либо селища они ни прибывали.

И что получит, Жихорь, опричь наших животов, аще уцелеет сам, непременно положив при этом многих своих? В чем барыш для него, а пуще, для его пособников? Ведь они, получится, полезут на нас задарма, животами своим рискуя? Не верю в столь глупых разбойников!

Меж тем, на обратной дороге телеги будут загружены куда мене, нежели днесь. И в основном, провизией, от коей не откажется ни один лесной злодей.

А половина, считай, из наших будет возвращаться и с выручкой, кою легко и увезти, и запрятать, и купить на нее, что захочешь. Ибо не опознаешь по резанам, дирхемам, сребреникам, даже и златникам, откуда взялись они.

Припозднимся либо нет, торг – дело неспешное, быстро тут не управишься. Начнем к вечеру, продолжим наутро, а вернемся, по любому, не ране, чем третьего дня.

А возвращаться будем расслабленными, не помышляющими об опасностях и утратив бдительность. Тут-то им и ловчее напасть!

Будь я Жихорем, выбрал бы именно сие. Хотя не ведаю, умен он или глуп ноне.

На оной здравой мысли его и сморил сон…

– Что притихла-то? – обратился он к Доброгневе, изобразив бодрую улыбку. – Жди третьего дня к вечеру. Ты и соскучиться не успеешь!

– Тревожно мне, – не сразу ответила Доброгнева. – Прямо в сердце защемило. Пустое, конечно, не принимай близко. А все же остерегайся в пути! И помни: всегда я тебя жду, ненаглядный мой…

И так сказала она: «ненаглядный мой», что в душе ее мужа, сурового, чуть ли не слеза навернулась.

«До чего же не хочется отъезжать! – подумал он. – Обнять бы ее сейчас, приголубить! Могу ведь и не вернуться. И останется семья без хозяина и кормильца… Легко быть смелым, когда отвечаешь лишь за себя. А я ноне за них, четверых, в ответе».

И вспомнил он свой самый первый бой, а легко ему было в канун его, отбросив из памяти и родителей своих, и Младу…

XXXIV

Перекусили не избыточно, намеренно не отяжеляя чрева свои до боя. А коней накормили сытно. Водопой им обеспечил ближний ручей, не узкий, с чистым глиняным дном.

Шуй был уже готов в вышний дозор свой, однако Путята придержал его:

– Погодь! Еще успеется. Допрежь рассудим о главном. Собирай всех.

И когда тот исполнил, а собрались еще Невзор, Будимир, Первуша и Берендей, Путята изложил, что задумал.

– Гостей будет боле нашего. Разумею я: двенадесять – сие любимое число у Булгака. Нас, почитай, в половину мене. А иначе и нельзя было.

Елико ни таились мы, окольными дорогами едучи, порой и замедляясь, у Булгака везде в приграничье свои глаза и уши. Донесли бы ему, что едем на тура большим числом, сразу заподозрил неладное.

Молчан, отслеживая и реакцию остальных, мигом приметил, что при упоминании Булгака никто и бровью не повел, явно точно ведая, кто таков.

– Немного вас собрал, но самые вы лучшие! Таковых даже у Булгака нет. – продолжил меж тем Путята. – И трех-четырех из них можно не принимать в расчет. Два-три будут ловчими: немного толка от них в ратном деле.

А един средь иных – мой человек, обратно уйдет с нами, а перед тем – и в бою не оплошает. Буде кто нанесет ему, сгоряча, рану, башку тому оторву! Понеже запоминайте накрепко.

Опознать его легко даже издали: кого бы ни держал под седлом, всегда вплетает в гриву алую ленту – будто бы на счастье; к оному и Булгак давно привык, не заподозрит. Есть и еще верная примета: кистень, притороченный; в охране у Булгака токмо он с оружием сим, коим троих уложить может.

И получается: нас уже почти поровну. А ведь и ударим первыми!

Как ударять будем? Двое со мной во главе рванут отсюда, а пятеро, под началом Невзора, дождутся, пока мимо них гости промчатся.

Тут и вылетим на них, отвлекая, мы с Берендеем. Опешат они от дерзости сей: кто наглецы таковые, что осмелились вдвоем супротив многих? И притормозят чуть, а сие и надобно, дабы успели вы подоспеть к нам. Тут же вмиг различит меня Булгак, а будет он чуть позади двух первых – всегда так ездит из предосторожности. Застит ему глаза и разум злоба, и ринется он!

И наступит твоя очередь, Невзор! Выводи своих, немедля, и вскачь ударяй в спину им, либо, наискось, в бок! – вас они уже проскочат. Верю: продержимся мы с Берендеем до подмоги, ведь норовя сразить нас, будут они мешать друг другу. Да и мой человек завалит кистенем своим хотя бы одного.

Вы же, опричь Молчана, на скаку пускайте в них стрелы – лучше сзади, а не получится, в коней, пока не поднажали на нас вороги, сообразив, что попадают в охват, и надобно им прорываться.

А уж потом колите сулицами их и берите в топоры. Никто не должен уйти!

Однако Булгак мне живым нужен! Шуй, расчищай путь Молчану, выводя на Булгака!

Молчан, твоя цель – конь Булгака, избегая сразить самого! Опознаешь его по длинным власам из-под шлема – у иных таковых нет. Промахнешься стрелами, пускай в ход сулицы: исхитряйся, как сможешь! А когда окажется Булгак без коня, либо под ним, скрутят его иные – ты прикрывай их, будучи рядом.

А одолеем ворога, ждут всех награды щедрые! Сами ведаете: никогда не скуплюсь отличать за доблесть…

Об остальном обговорю с Невзором: после меня он – начальствующий. Все, что еще надобно, от него и узнаете…

Осмотрите оружие, дабы не подвело в бою, и облачайтесь в доспехи – в тени не перегреетесь в них. А допрежь проверьте наново, хороши ли привязаны кони, не забыв и подменных.

Левша, едва снарядишься, сразу же и отправляйся на дозорное древо! Подменять тебя будет Будимир – равно с тобой зоркий. Будимир, ежели при тебе покажутся гости наши, не вздумай выводить трели, как Левша: сице не получится у тебя, и не распознаем твой сигнал. Лучше закукуй – сие любой сможет, да и мы разберем. И лишь прокукуешь осемь раз, сразу спускайся и беги к остальным!

Пойдем, Невзор! И отошли они …

XXXV

«Кажись, собрался-таки! И ничего не забыл, – мысленно подытожил Молчан. – Впору и выходить. Вон и Доброгнева уж изготовилась… Одно тревожит: вдруг Жихорь перехитрит мя?

Отъедет наш обоз, а сей со своей ватагой подберется по дороге вдоль реки и ударит по городищу. И кто будет оборонять стариков, женок и малых? Из тех, кто сейчас не в поле, а напугался ехать на торг, лишь Скурата и Балуй испытаны в ратном деле. Однако их избы на разных окраинах городища: не успеют они сплотиться, аще налет. За доблесть Стояна и Гладыша не поручусь я! А Яроок знаком с Жихорем еще с детства – может статься, что в сговоре с ним ноне. Всякое тут возможно…».

И верно! Осьмь лет тому, когда вернулся он из своей последней скрытной поездки по заданию Путяты в Булгар на Итиле, побывав и в Биляре – крупнейшем в Булгарии граде, и в Суваре, знаменитом своим базаром, узнал, что в его отсутствие объявилась, ниже по течению Москвы, артель лесных лиходеев.

Поначалу она грабила небольшие обозы, обходясь без убийств, и лишь оставляя обозных без груза и лошадей. А в самом конце весны, как и днесь, ударила, обнаглев, по селищу – недалече от того, где жила Млада. Большинство поселян трудоспособных лет пребывало на отдалении в полях, а остальных застигли врасплох. И разграбили селище подчистую, бесчестя юниц и женок! Еще и запалили иные избы. А немногих, кто сопротивлялся, упокоили. …

С изрядным опозданием кинулись за ними вслед все, кто примчались с полей, завидев дымы, да где там! И не догнали лиходеев.

Услышав о сем, Молчан не на шутку встревожился! Понятно, его городище не шло в сравнение с тем селищем: тут и в разгар полевых работ оставалось не столь и мало мужей, занятых ремеслами. Да и с напольной стороны было укреплено, не в пример селищу, рвами и земляными валами с частоколами на их вершинах.

Однако со стороны реки и оно не имело надежной защиты. А ведь разбойный налет внезапен, аки смерч-вихрь по ясной погоде и чистом небе!

И решил Молчан – бывалый, а единою и крепко битый, отчего и предусмотрительным стал, ведь умный извлекает и из собственных ошибок, а из одних чужих и дурак извлечь может, преподать жене, на тревожный случай, уроки по обращению с оружием.

Прикинул, на что хватит у Доброгневы, всегда стойкой духом, сил и сноровки, и вывел: вполне управится с сулицей, топориком и не длинным ножом. «Копье для нее тяжеловатым будет, – рассудил он. – Кистенем я сам толком не умею. А натянуть корду-тетиву моего боевого лука она не осилит».

Вслед объявил ей о своем намерении, сославшись: мало ли что, а вдруг пригодится? Думал: уговаривать придется, когда возразит она: не по-женски, мол, сие. А на удивление его, загорелась Доброгнева! И взялась обучаться столь рьяно, что в который раз осознал Молчан, елико повезло ему с женой…