Превратности судьбы

И снова продолжается наш разговор. Теперь уже я задаю вопросы, как и положено биографу:

– Послушай, Эстер! А ты когда-нибудь читала Тору?

– Не только читала, даже учила наизусть. Мама у меня не очень религиозная, зато отец… – тут Эстер сделала круглые глаза и приложила руки к груди, изобразив смирение послушной дочери перед своим наставником. – А что тебя интересует?

– Не то чтобы интересует, но вот что странно. Насколько я знаю, в Торе осуждают мужеложество, ведь так?

– Не ложись с мужчиной, как с женщиной, ибо мерзость это, – продекламировала Эстер.

– Но почему нет ни слова против интимных связей между женщинами?

Эстер задумалась, видимо, пытаясь отыскать в памяти подходящую цитату. Похоже, не нашла, придвинулась ко мне и стала целовать мне грудь, потом всё ниже, ниже… Возможно, так же она пыталась «репетировать» с Катрин в тот раз, когда это случилось у бассейна.

Немного позже я подумал вот о чём. Уж так повелось с самых древних, доисторических времён, что жизнь как бы вращается вокруг мужчины, тогда как женщина – это нечто вспомогательное. Я даже не исключаю, что кому-то в голову придёт мысль найти ей эквивалентную замену, скажем, использовать этакую куклу-робота. Чем не решение проблем? Ни тебе бытовых конфликтов, ни семейных сцен, ни подозрений в супружеской измене. Ну а возникнет надобность в потомстве – придумать что-то вроде инкубатора, который производит только лиц мужского пола. Для современной науки это не проблема. Даже на сцене дам заменят трансвеститы – так когда-то уже было и есть все признаки, что снова возрождается. И будет человечество состоять сплошь из мужиков – вся разница только в том, что кто-то сверху, а другие снизу. Тут нет ничего странного, всё это уже видим в экономике, в политике… А на полотна Модильяни или Ренуара будем смотреть как на что-то дикое – скорее всего, их запретят, официально признают пропагандой порнографии…

Что и говорить, незавидна женская доля в нашем мире. Возьмите ту же проституцию – более чем скромный, даже унизительный процент занятых в этом деле мужиков. Вот и тогда, на аукционе в клубе – одни только смазливые девицы. Я попытался представить себе, что Эстер, совершенно голая, стоит на сцене, перед толпой алчущих, возбуждённых мужиков. Точно так же, как Лулу когда-то, с маской на лице… Подобные изысканно оформленные маски мне приходилось видеть на венецианском карнавале. Маска закрывала ей надбровья, переносицу, виски, но большая часть лица оставалась неприкрытой. И ещё глаза, они смотрели сквозь прорези в картоне презрительно, даже с ненавистью. Голая, униженная, Лулу презирала их всех, шикарно разодетых, беззаботных и богатых. Да, я припомнил всё, каждую деталь, только вот Лулу попытался заменить, вообразив Эстер на том же месте. Но нет, у меня ничего не получалось. В том ли причина, что у Эстер другая судьба и ей никогда, даже на час или на два не стать путаной? Может быть, ей просто до сих пор везло, но вскоре внезапный поворот судьбы всё переменит? Или же дело в том, что она уже надела эту маску и вот лежит рядом со мной – прекрасная, желанная… Вопрос лишь в том, что скрывается под маской.

Должен признаться, меня давно уже занимало, что Пьер с Эстер думают о нас с Катрин. Жаль, современная техника чужие мысли читать пока ещё не позволяет. Но как-то вечером, прогуливаясь по саду, я нечаянно подслушал разговор. Густая растительность позволила мне остаться незамеченным, однако и лица собеседников невозможно было разглядеть.

– А ты посмотри, как ходит! Ну, словно бы лебедь по морю плывёт, – по голосу я определил, что говорит Пьер.

– Мне кажется, ты ему завидуешь.

Это сказала дама, но так тихо, что поначалу я не понял, кто. Да мало ли их здесь, у Пьера вполне мог быть роман и с кем-нибудь из горничных, в таких делах он наверняка всеяден, тут не до предрассудков. Мне даже в голову не могло прийти, что этот женский голос мне знаком, что этот нежный шёпот мне не раз приходилось слышать. А Пьер тем временем продолжал, и всё на повышенных тонах, чуть ли в истерике:

– Ещё бы не завидовать! Такой успех! И за что, и почему? Ну, написал средненький по своим достоинствам роман и вот теперь, неизвестно с какой стати стал кумиром женщин. Да ни один известный мне столичный бабник не знал подобного триумфа! А ведь она могла быть его дочерью, да что я говорю, скорее, даже внучкой. Умница, красавица, что она нашла в этом старике, зачем решила отдать ему свою молодость, красоту, свободу… Ну, скажи ты мне, за что? И почему ему такое счастье?

– Ты полагаешь, она останется ему верна?

– Мне ли не знать… После той ночи, поверь, я места себе не нахожу. Когда мы с ней ездили в Париж, я к ней по-всякому подкатывал…

– И что?

– Всё без толку…

– Но так нельзя. Ты себя изводишь этим…

– А что мне остаётся? Я тебе одной, как самому близкому мне человеку, скажу, что я слежу буквально за каждым её шагом. Тебя это удивляет? А я иначе не могу! Потому что эта её верность возбуждает ещё больше, чем если бы она была последней шлюхой и отдавалась каждому встреченному ею мужику… – рыдания заглушили последние его слова.

– Неблагодарная стерва! И зачем ты пригласил её в свой фильм? – воскликнула она.

Тут только я догадался, что Пьер говорит с Эстер. Не может этого быть! Ну как же так – делиться своими похождениями с женой? Понятно, что похождений, по большому счёту, ещё не было, но страсть, желание… Причём рассказывает всё без утайки, даже слишком откровенно.

– За это надо поблагодарить тебя. А как бы иначе удалось замять скандал? Пойми, я не могу лишиться автора. Он должен написать для меня ещё один сценарий.

– Но если она хочет стать актрисой, ты мог бы намекнуть, поставить ей условие…

– Да по большому счёту, ей всё равно. При Владе она как у Христа за пазухой. Так, кажется, принято это называть у русских.

– Я тебе уже говорила, зря ты с ним связался. Все эти люди из России, они либо проворовавшиеся чиновники, либо беглые олигархи, а этот и того хуже…

– Что такое?

– Мне говорили, что он связан со спецслужбами.

– Какими ещё?

– Ты что, совсем уже не в себе?

На этой фразе разговор прервался. То ли предпочли не углубляться в эту тему, то ли опасались, что подслушают, и потому перешли на шёпот. А мне оставалось лишь гадать: кто и какие факты сообщил Эстер и чем может мне грозить их оглашение в самом худшем случае?

Но вот что поразительно – ведь Пьер рассчитывает получить от меня сценарий, то есть одной рукой предлагает заработать деньги, а вот другой норовит увести у меня Катрин. Да можно ли сотрудничать с ним после этого? К тому же я не очень представляю, о чём писать. Даже допускаю, что вовсе исписался – что мог в литературе, уже сделал.

Однако даже не это огорчало в тот момент. В глубине души росло разочарование, словно бы очень близкий друг мне изменил. Конечно, ни с кем из них у меня не было, что называется, духовной близости, так что о предательстве в иных обстоятельствах я бы говорить не стал. Да и откровения Эстер во время наших тайных встреч я бы не назвал свидетельством взаимного доверия. И всё же ощущение возникает крайне неприятное, если приходится разочаровываться в людях.

Глава 33. Воспоминания

Возможно, именно сочетание возникшего разочарования после того, что удалось узнать из разговора Пьера и Эстер, сомнений в том, что смогу найти сюжет, да и вообще, настроение было хуже некуда – всё это вызвало из памяти полузабытую сцену. Давным-давно, задолго до того, как познакомился с Полиной, сидели мы с приятелем в ресторане. Приятель был актёром, так что не мудрено, что обретались мы в тот вечер в весьма специфичном заведении на углу улицы Горького и Пушкинской площади, в Москве. Там было что-то вроде артистического клуба, а в остальном – обычный ресторан с весьма умеренными ценами. Всё шло по привычной колее: триста «Столичной» на двоих, селёдочка, капуста по-гурийски, поджарка на горячей сковородке, а под это дело – беспечный разговор, воспоминания о недавнем отдыхе в Крыму. И сохранялась надежда, что ближе к ночи появится какая-нибудь интересная личность и нам удастся послушать откровения о поездке за кордон, о том, как хорошо изредка пожить вдали от Родины. Я так подробно описываю обстоятельства той встречи только для того, чтобы понятнее стало то, что произошло чуть позже.

Когда они оказались у нашего стола, я, было, подумал, что ошиблись. Столик на двоих, зачем же нас стеснять? Худой, я бы сказал, болезненного вида мужик лет двадцати пяти и с ним довольно привлекательная брюнетка лет на пять моложе. Как выяснилось, с моим приятелем Кирилл, так звали мужика, познакомился, когда тот выступал на праздничном концерте в их институте. Кирилл был физик, а мой приятель отменно пел, подыгрывая себе на гитаре. Нет, с Высоцким я бы его не сравнил, однако голос у него был поставлен, насколько я могу судить, весьма профессионально. К тому же барды в то время, так же как и физики, пользовались необычайной популярностью.

Но странное дело, вот рядом обаятельный, неистощимый на выдумки актёр, так и сыплет шутками и анекдотами, а Вера, так звали спутницу Кирилла, словно бы зациклилась на мне. Наивная девчонка смотрела на меня во все глаза, даже не скрывая этого. Что было тому причиной? Она успела рассказать, что познакомилась с Кириллом здесь, на выставке – нередко в этом же здании, на четвёртом этаже, устраивались вернисажи. Потом он пригласил её сюда, в закрытый клуб, надо полагать, швейцар у входа не удержался от соблазна подработать. А я, в свою очередь, ей все уши прожужжал, расписывая красоты Крыма, которыми сам ещё недавно любовался. Что ей понравилось? Видимо, мой весёлый нрав, в отличие от довольно сдержанного в проявлении чувств Кирилла? Как позже я узнал, он был сыном академика – тогда всё встало на свои места. Я даже понял, почему он отказался выпить с нами водки…

Всё шло к тому, что мы с Верой выйдем из этого кабака вдвоём. Уж я-то знаю, как отвязаться от непрошенных попутчиков. Рванём через улицу Горького, там в Гнездниковский, в проходной двор… Да что тут говорить? Да просто никаких шансов у них нет, если … Если и в самом деле глаз положила на меня!

Смутило то, что не далее, как тем же летом, пришлось мне оказаться примерно в той же ситуации. Было это, как ни странно, тоже на отдыхе в Крыму. Можно подумать, что все более или менее существенные события моей личной жизни происходили там. Пожалуй, так. Но маленькое уточнение – там они только начинались. Так вот, как-то вечером, прогуливаясь в компании приятелей, я повстречал Илью, кстати, будущего своего коллегу. Накануне общались с ним на пляже. Занудный и какой-то кислый, он производил впечатление неудачника. Вроде бы не урод, довольно общителен, в меру болтлив и временами даже пытается изобразить на лице нечто, отдалённо напоминающее чувство превосходства – примерно так признанный мэтр обводит взглядом подчинённых. Но всё это было как-то без толку, поскольку в глазах его явно читалась некая ущербность, видимо, неуверенность в себе, которую нередко можно заметить у людей ниже среднего роста. А тут вдруг вижу – стоит в обнимку с голубоглазой «блондочкой». Правда, она немного выше его, но всё равно смотрятся, как на картинке. Илья по своей привычке задрал нос и озирается вокруг с понятным чувством удачливого рыболова, поймавшего золотую рыбку на крючок. Но самое удивительное было в другом – «рыбка» смотрела только на меня, просто упёрлась взглядом откровенно и без всякого стеснения. Прежде я таких нахальных не встречал. Что было делать? На балюстраде у пляжа начинались танцы, все мы отправились туда. И вот когда всласть наплясались и двинули домой, девица эта оказалась рядом со мной, взяла меня под руку, прижалась жарким телом. Всё это получилась без моего участия, как бы само собой. Для продолжения знакомства только и требовалось – свернуть с тропинки в темноту окружавшего нас парка…

В тот раз Илья явно оказался не у дел, однако прошло время, и он этот случай мне припомнил. Да, именно он, непосредственный начальник, добился моего отчисления из «органов». Что тут поделаешь? Бывает так, что нужно выбирать… Но если бы и в самом деле подошёл к этому случаю разумно, наверняка бы поступил иначе.

И вот теперь опять – я снова оказался перед выбором. Нет, это уже слишком, чересчур! Я вовсе не хотел, чтобы говорили обо мне, как о профессиональном ловеласе, соблазнителе чужих жён и совратителе юных первокурсниц, ещё недавно игравших в куклы, а прошлым летом в компании любознательных туристов облазивших и Коктебель, и Кара-Даг…

Я подозвал официанта:

– Ещё водки!

Вера смотрит на меня. В глазах недоумение, только б не заплакала… И немой, так и не произнесённый вслух вопрос: «Зачем?» И вот уже отвернулась, всё внимание к Кириллу, словно бы между нами ничего и не было. А что, собственно говоря, между нами могло быть? Да ничего особенного, просто едва наметился альянс, некое родство душ, взаимное влечение, воображаемая близость, так и не ставшая реальностью.

Ещё триста водки на двоих – это не так уж много. По меркам отдыха в Крыму – просто ничего! С другой стороны, если бы имел возможность посмотреть на себя со стороны, наверное, я бы с горя удавился…

Но вот застолье подошло к концу. Уже на выходе Кирилл улучил момент, когда рядом не оказалось никого, и обратился ко мне:

– Я вижу, из вас двоих ты пока что самый трезвый, – и посмотрел на меня внимательно и строго. – Так вот я хочу, чтобы мы с Верой остались сейчас наедине, то есть без тебя и без твоего приятеля?

Несмотря на вежливый тон, заявлено это было весьма категорично. Видимо, так его папаша отдаёт указания своим сотрудникам. Впрочем, дело тут яснее ясного – сын намерен осчастливить своего родителя, пообещав через девять месяцев подарить наследника, академика в третьем поколении, продолжателя традиций, автора научных трудов и диссертаций. В конце-то концов, а почему бы нет? Да я не против, пусть успешные люди размножаются!

Но тут что-то озорное взыграло вдруг во мне. И вот, вместо того, чтобы пойти навстречу пожеланиям непьющего коллеги, я сделал удивлённое лицо и недовольным тоном промычал:

– Не понял…