Жалган

Лед треснул. Толкын уткнулась лицом в свои колени, лихорадочно бормоча: “Это все сон, дурной сон. О небо, дай мне сил не сойти с ума”.

– Я пойду, взгляну, как там дела обстоят. Но перед этим…

Он обернулся, и как-то хитро улыбнулся. Толкын встала, будто бы смущенно спрятав руки за спиной. Наконец он подошел к ней, положив ладони на ее дрожащие плечи. В этот миг он вдруг закатил глаза, покачнулся, и рухнул.

Толкын с ужасом отбросила тяжелую чашу, которую прятала столько времени, и зажала рот рукой, чтобы не закричать. Откуда-то до нее донесся ужасающий сдавленный крик. Ей показалось, что это шло из нее самой, так явно она это скорее даже ощутило, нежели услышала. Пустота свирепо грызла ее изнутри, все тело покрылось дрожью, стало резко больно, будто очнувшийся воин переломал ей ребра. Она попятилась, несвязно шепча: “Вечное небо, прошу, сохрани ему жизнь… Сохрани жизнь моей сестре, возьми мою взамен… Только чтобы это случилось… быстро, прошу… ” Она не стала выглядывать наружу – боялась привлечь внимание. Да сейчас ей бы и не хватило сил бежать. В этот момент она действительно была готова отдать свою жизнь, после того удара она казалось ей больше ненужной. Толкын вновь села в угол комнаты, обхватив саму себя за ноги и плечи. Тяжелая, гнетущая тишина опустилась на юрту.

Что делать? Азат терялся в пестрой суете города. Недавно он просто прошел через открытые ворота – сейчас шли караваны, ворота были открыты. Ему казалось, что даже его одежда выдает в нем инородца. Но выбора у него нет, ведь он был уверен, что Толкун здесь. Но где искать ее теперь, когда похитители скрылись в толпе? На этот счет он не имел ни малейшего понятия. Одно он знал точно – он скорее погибнет, чем отступится. Мысли о ней укрепляли его дух, как столпы – дворцовый свод, и он шел дальше. Он уже несколько раз останавливал прохожих, спрашивая о всадниках с девушкой, но никто не знал, или даже не остановился. Все в этом городе куда-то спешили, побрякивая своими игрушками, как все до одного ханские жены. Азат представил гарем полный толстых купцов, и чуть не рассмеялся в голос. Полегчало. В конце концов, он уже здесь, и ничего не помешает ему найти ее.

Вдруг чей-то знакомый голос прорезал толпу. Азат напрягся, как кролик, почуявший опасность, и, расталкивая людей, пошел навстречу тому единственному, что было ему здесь знакомо.

Наконец он разглядел говорившего. Он не ошибся, это был Саткын, командующий сотней, в которую входил Азат. И старший брат Толкун… Вспомнив об этом, он поспешил к нему.

Его сотник, всегда задумчивый и не очень веселый, сейчас был мрачнее зимней бури. Узкие, взлетающие к вискам брови сдвинулись на переносице, уголки нервно сжатых губ глядели вниз, старея его. Саткын угрюмо озирался вокруг, но Азату это не помешало на всех парах врезаться в него. Посол положил ладонь на рукоять меча, но, узнав своего воина, равнодушно протянул:

– А-а, это ты, малыш. Что ты тут делаешь?

– Толкун похитили!..

– Знаю…

– Знаешь?! А… где она, тоже?

– Теперь – тоже.

– И почему ты еще здесь? – вскричал Азат. – Мы должны спасти ее!

– Спасем! – рыкнул Саткын. – Но мы сейчас как на промозглом снегу. Пока стоим – мы на поверхности, а как побежим, провалимся.

– Из любой ямы можно вытащить ногу, – запальчиво возразил Азат. – Мы не можем заставить ее ждать.

– Не заставим, – резко отрубил жуз башы. – Хоть раз бы кого-нибудь спасла эта горячность…

Он говорил как всегда спокойно, бесчувственно. Вдруг в его глазах змеей прополз страх. Ничего нет хуже для воина – видеть неуверенность своего командира. Но Азат догадался, что это не страх за жизнь свою или его. Саткын посмотрел ему в лицо, как раньше никогда не делал.

– Скажи, на что ты готов ради моей сестренки? Готов навсегда покинуть дом, если понадобится?

Азат подумал об отце. “Долго же они ехали к этой потаскухе”

– Готов. Я на все готов!

– Тогда мы вот как поступим…

Тогда была весна, потеплело. Сестренка научилась ходить, и они с андой решили устроить ей Тусау Кесер. Выпросили у матери Саткына Ак жол – белую дорожку. Никого, кроме них троих и родителей анды, не было. Они поставили голопузую стреноженную Толкын на начало дорожки и, когда она дошла до середины, перерезали ей путы. Вдруг из травы выпрыгнул кузнечик, раскинув в стороны длинные зеленые ноги. Взвизгнув от восторга, Толкын жеребенком понеслась за ним в сторону от Ак жол…

Жулдыз прищурилась от солнца, когда ее швырнули на землю. Вокруг них в людском строю сразу образовалась брешь. Будто чуя, люди стали с интересом собираться вокруг. Когда вышел хан в сопровождении телохранителей, сразу пали на колени. Жулдыз с трудом поднялась.

– Эта женщина – Каракшы.

По толпе пронесся ропот, по лицам тех, кто стоял к ней ближе, пробежала тень ненависти. “Единственное, что я могу нести” – подумала Жулдыз. Они были хорошо наслышаны о набегах неизвестного разбойника, действующего в одиночку.

– Она усомнилась в силе наших воинов. Найдется ли кто-нибудь, способный свалить ее в борьбе? – насмешливо спросила хан.

Люди заулыбались. До того, как кто-нибудь выйдет, Жулдыз крикнула:

– Хан обещал – если я выиграю, он не станет держать мою сестру. Ее зовут Толкын. Я верю, что не все еще в этом ханстве прогнили так же, как их хан. – Помедлив и насладившись яростью, вспыхнувшей на его лице, она продолжила: – И я не из рода таулык. Вы можете мне не верить, но это правда.

– Это все, что ты хотела сказать? – скучающим тоном спросил хан. Люди вновь одобрительно загудели. Жулдыз поняла, почему он согласился. Пускай для них это забава, для нее – это единственный шанс спасти Толкын.

– Бороться будете на смерть.

Из массы людей выделился один джигит, высокорослый, в плечах – косая сажень. Он улыбался, видно, думал, что борьба закончится быстро. Палуан скинул с себя одежду, остался в одних штанах, несмотря на то, что с неба густо валил снег. Шея – бычья, крутая, твердая грудь, на плечах и руках – бугры мускул с синими жилами. Жулдыз была шире и сильнее не только всех женщин, которых знала, но и многих джигитов. Но в этот раз ее противник был дважды ее размера. Она иногда боролась на праздниках у тоолуков, но никогда на кону не стояла жизнь. Ей развязали руки, она скинула с себя бешмет и сапоги. Мешковато висящую рубаху обвязала вокруг торса, чтобы не мешала. Она открыла живот и осталась босиком, но холода не почувствовала, так сильно билось у нее сердце.

Они прошли по кругу. Жулдыз, желая оценить способы борьбы противника, выпрямилась, усмехнулась, раскинула руки – нападай. Палуана это разозлило, он взревел, бросился на нее. Удар был ужасающим, ее ноги на мгновение оторвались от земли, но она сумела устоять. Жулдыз поняла – борец силен, но ему не хватает скорости. Она быстро просунула голову у него под рукой, обхватила могучее плечо, потянула вниз. Палуан не выдержал, опустился на колено, но свободной рукой сумел швырнуть ее на землю. Жулдыз вскочила, размялась. Взбесившись, он снова пошел на нее. Они схватились, охотничья собака, пытающаяся задрать быка. Чувствуя, что долго не выдержит, Жулдыз обвила его ногу своей, дернула. Он не упал, но она сумела вырваться. Разъяренная, разгоряченная, она дождалась, пока он двинется к ней. В тот самый миг, когда он должен был уже удушить ее, она увернулась и вспрыгнула ему на спину. Джигит заревел, и в самом деле как бык. Своим весом опрокинув их назад, она попыталась удержать его на земле. Но после упорного сопротивления он смог встать. За ним подскочила на ноги и Жулдыз. С покрасневшими от ярости глазами палуан, забыв про правила, выкинул вперед сжатый кулак. Ведь никто бы не встал на ее защиту… Жулдыз вильнула, попыталась поймать его, но упустила… Противник сжал ее в смертельных объятиях. Противно хрустнули кости…

Жгучая боль растеклась по телу, из глаз брызнули слезы. У нее вырвался ужасающий сдавленный крик… Но мысль о Толкын была невыносимее любой боли.

Из последних сил Жулдыз обхватила шею джигита руками, бросила на землю. Не ожидавший этого, палуан рухнул. Она поставила колено на его позвонки. Ликующая, свистящая толпа резко затихла. Перекрестила взгляды с ханом. Снова тот же хруст костей. Борец обмяк. Жулдыз отпустила его, выпрямилась. Тяжело дыша, она закрыла глаза и свалилась без сил.

Только ближний заметил бы свирепую искру во взоре хана. Он будто бы пренебрежительно махнул своим телохранителям. Один из них потащил Жулдыз за ноги назад в зиндан.

– Что теперь, мой повелитель-хан? – нетерпеливо спросил его советник.

– Тот посол, который принес ее сюда, еще здесь?

– Да, величайший. Ошивается где-то здесь.

– Хорошо. Как эта проснется – если проснется – стравите их вместе. Раз она такой хороший борец, поглядим, сколько еще боев она продержится.

– А если откажется?

– Обоих вбейте в колодки. И девке ничего не говорите.

Глава IX

Саткын открыл дверь дома, который ему назвал тот человек. Никто не помешал ему пройти, и он насторожился. В дома царила звенящая тишина, такая, что Саткын мог слышать свое учащенное дыхание. Равное двум дойкам кобылы время назад у него почему-то скрутило грудь и живот. Он согнулся, стиснув зубы, чтобы не застонать. Неужели подхватил какую-то болезнь? Саткын никогда не был очень суеверен, но сейчас нельзя было не подумать на небесную волю. Неужели все из-за его преступления? Но эти мысли он от себя отпустил, тем более что приступ больше не повторялся. Хотя боль будто бы все еще беспокоила его.

Наконец, за очередной дверью он увидел Толкун. Перед ней лежал тот самый воин, которого он пытал утром. Нетрудно было все понять.

Подняв голову, сестренка выдохнула и подбежала к нему. Саткын крепко прижал ее к себе, словно пытаясь забрать ее страх себе. Спрятав личико у него на груди, Толкун навзрыд зарыдала. После всей этой лжи и подлости простота сестренки послужила ему лекарством. За годы своей службы он повидал столько обмана. Говоря одно, ханы, манапы и султаны имели в виду другое. Угрожали, пугали, расставляли сети. Кто-то верил и попадался, кто-то – нет. И горьких вестей, порой опять лживых, он принес побольше радостных. Перед ним, простым туленгутом, ломались люди, но не показывали виду. Сколько раз сжимались яростно кулаки, взмывались вверх от бессилия, не счесть.

Он провел рукой по ее растрепанным косам и прошептал:

– Все хорошо теперь, не плачь, балапанчик… Ты молодец.

– Он пошел ко мне… Я ничего больше не могла сделать.

– Ты все сделала правильно. Пойдем отсюда.