Земля обетованная

– Нет, конечно. А то он, чего доброго, со страху еще на нас заявит!

– У тебя есть что-нибудь на этого Блюменталя?

– Ровным счетом ничего, Людвиг. Это очень хитрый тип.

– Тогда, значит, только «Ланский катехизис», параграф первый?

– Угадал. Блеф чистой воды.

Мы шли по Первой авеню. В огромной витрине магазина аквариумов два боевых корабля, словно сиамские близнецы, отделенные друг от друга только стеклянной перегородкой зеркала, сверкая лаком бортов и великолепием оснастки, тщетно брали друг друга на абордаж. В окне кондитерской красовались венские сладости: ромовый кекс, шоколадный и марципановый торты. Продавщица, милая дама в очках, махнула Хиршу рукой. Всю дорогу я украдкой поглядывал на Хирша со стороны. Сейчас у него и походка была другая, и даже черты лица заострились. Рядом со мной шел уже не скромный продавец электроутюгов и радиоприемников, а прежний Хирш, тот, что во Франции был грозным консулом Раулем Тенье.

– Все евреи были жертвами, – проронил он. – Но это отнюдь не означает, что все они были ангелами.

Блюменталь жил в доме на Пятьдесят четвертой улице. В вестибюле – красные ковровые дорожки, стальные гравюры по стенам, при лифте – лифтер в фантастическом мундире, в кабине – зеркала и полированное дерево.

– На пятнадцатый, – распорядился Хирш. – К директору Блюменталю.

Лифт помчал нас наверх.

– Не думаю, чтобы он вызвал адвоката, – заметил Хирш. – Я пригрозил ему кое-каким материалом. Негодяй он отпетый, поэтому наверняка сперва захочет взглянуть, с чем мы пришли. Он ведь еще не стал американцем, значит, добрый старый эмигрантский страх все еще сидит у него в печенках – прежде чем втянуть в дело адвоката, он предпочтет сначала выяснить, что ему предъявляют.

Он позвонил. Нам открыла служанка, которая провела нас в гостиную, обставленную копиями в стиле Людовика XVI, почти все в позолоте.

– Господин Блюменталь сейчас придет.

Блюменталь оказался круглым толстячком среднего роста лет пятидесяти. Вместе с ним в золоченое великолепие гостиной вошла овчарка. Завидев зверюгу, Хирш улыбнулся.

– В последний раз я видел эту породу в гестапо, господин Блюменталь, – сказал он. – Там их держали для охоты на евреев.

– Спокойно, Харро! – Блюметаль потрепал собаку по холке. – Вы о чем-то хотели со мной поговорить? Но вы не сказали, что придете вдвоем. У меня очень мало времени.

– Это господин Зоммер. Он много о вас слышал. Я вас надолго не задержу, господин Блюменталь. Мы пришли к вам из-за доктора Боссе. Он болен, и у него нет денег, чтобы подтвердить здесь свое медицинское образование. Вы ведь его знаете, не так ли?

Блюменталь не ответил. Он снова потрепал по загривку овчарку, та тихо зарычала.

– Значит, знаете, – продолжил Хирш. – И даже очень хорошо знаете. Но я не уверен, знаете ли вы меня. Ведь людей с фамилией Хирш много, примерно столько же, сколько Блюменталей. Меня в свое время прозвали «Хирш-гестапо». Может, эту кличку вам доводилось слышать. Во Франции я некоторое время вел войну против гестапо. Война велась не в фигуральном смысле этого слова и отнюдь не самыми честными способами, причем с обеих сторон, господин Блюменталь. То есть и с моей стороны тоже. Это я к тому, что в ту пору попытка защититься от меня с помощью овчарки меня сильно насмешила бы. Как, кстати, и сегодня. Прежде чем ваш зверь успел бы до меня дотронуться, господин Блюменталь, он бы уже отдал Богу душу. Не исключено, что даже вместе с хозяином. Но я пришел совсем не за этим. Видите ли, мы собираем средства для доктора Боссе. Я предполагаю, что вы захотите ему помочь. Сколько долларов вы могли бы для него пожертвовать?

Блюменталь неотрывно смотрел на Хирша.

– И с какой стати я должен ему помогать?

– Причин много. Одна, например, называется милосердием.

Казалось, Блюменталь что-то пережевывает. Он все еще не сводил с Хирша глаз. Потом достал из кармана пиджака коричневый бумажник крокодиловой кожи, раскрыл его и извлек из бокового отделения две бумажки, предварительно послюнив палец, чтобы легче было их отсчитать.

– Вот вам сорок долларов. Больше я дать не могу. Слишком многие обращаются с подобными просьбами. Если все эмигранты помогут вам такими же взносами, думаю, вы легко соберете для доктора Боссе нужную сумму.

Я полагал, что Хирш пренебрежительно швырнет эти деньги обратно на стол, но нет, он их взял, аккуратно сложил и спрятал.

– Хорошо, господин Блюменталь, – сказал он очень спокойно. – Тогда за вами еще только тысяча сто шестьдесят долларов. Ровно столько нужно доктору Боссе, – это при очень скромной жизни, без курева и пьянства, – чтобы завершить образование и сдать экзамен.

– Шутить изволите. У меня нет на это времени.

– У вас найдется время, господин Блюменталь. И не пытайтесь рассказать мне, что ваш адвокат сидит в соседней комнате. Его там нет. Зато я вам кое-что расскажу, что вас, безусловно, заинтересует. Вы пока что не американец, вы только надеетесь через год им стать. Скверная репутация вам совершенно ни к чему, американцы по этой части очень щепетильны. Вот мы вместе с моим другом господином Зоммером – он, кстати, журналист – и решили вас предостеречь.

Похоже, Блюменталь принял для себя план действий.

– Это слишком любезно с вашей стороны! – заявил он язвительно. – Вы не возражаете, если я извещу полицию?

– Ничуть. Мы прямо тут наш материал ей и передадим.

– Материал! – Блюменталь презрительно скривился. – За шантаж в Америке можно схлопотать очень приличный срок, надеюсь, вам это известно. Так что лучше убирайтесь, пока не поздно!

Хирш невозмутимо уселся на один из позолоченных стульев.

– Вы думаете, Блюменталь, – сказал он уже совсем другим тоном, – что вы большой хитрец. Но вы ошибаетесь. С вашей стороны было бы куда умней отдать Боссе те деньги, которые вы ему должны. Вот тут, у меня в кармане, письмо, подписанное доброй сотней эмигрантов; это ходатайство в службу эмиграции с предложением отказать вам в американском гражданстве. Там же еще одно ходатайство, и тоже с просьбой отказать вам в праве на американское гражданство в связи с тем, что в Германии вы сотрудничали с гестапо, – за шестью подписями, с подробным изложением того, почему вам удалось вывезти из Германии куда больше денег, чем было положено, – и с указанием фамилии того нациста, который для вас эти деньги в Швейцарию переправил. Кроме того, есть еще вырезка из лионской газеты, где говорится о некоем еврее Блюментале, который на допросе в гестапо выдал местонахождение двух беженцев из Германии, после чего тех расстреляли. Не пытайтесь протестовать, господин Блюменталь. Вполне возможно, это были и не вы, – но я буду утверждать, что это были именно вы.

– Что?

– Я официально засвидетельствую, что это были вы. Здесь хорошо известно, чем я занимался во Франции. Мне поверят больше, чем вам.

Блюменаталь вперился в Хирша немигающим взглядом.

– Вы намерены дать ложные показания?

– Они будут ложными только в самом поверхностном правовом смысле, Блюменталь, но не в ветхозаветном – око за око, зуб за зуб, помните? Вы практически уничтожили Боссе. За это мы уничтожим вас. И нам плевать, что правда, а что нет. Я же сказал вам: я кое-чему научился у нацистов, когда имел с ними дело.

– И вы еврей? – прошептал Блюменталь.

– Так же, как и вы, к сожалению.

– И преследуете еврея?

Хирш на секунду даже опешил.

– Да, – сказал он затем. – Я же сказал вам, что кое-чему научился у гестапо. И еще кое-чему из арсенала американских гангстеров. Ну и еще, если уж вам, Блюменталь, так хочется, кое-что добавила природная еврейская смекалка.

– Полиция в Америке…

– И от полиции в Америке я тоже кое-чему научился, – перебил его Хирш. – И многому! Но она мне даже не понадобится. Чтобы вас прикончить, достаточно тех бумаг, что у меня в кармане. Я даже не буду стараться упрятать вас в тюрьму. Достаточно спровадить вас в лагерь для интернированных лиц, подозреваемых в нацизме.

Блюменталь протестующе поднял руку.

– Для этого нужен кое-кто посильнее вас, господин Хирш! И серьезные доказательства, а не ваши сфабрикованные писульки.

– Вы так думаете? – Хирш рассмеялся. – В военное-то время? Ради какого-то сомнительного эмигранта, уроженца Германии? Да и что с вами такого страшного случится в лагере для интернированных? Это очень гуманное учреждение временной изоляции от общества. И чтобы попасть туда, вовсе не обязательно быть отпетым злодеем. Но даже если вы открутитесь от лагеря, как насчет вашего гражданства? Тут достаточно малейшего сомнения и просто сплетен…

Рука Блюменталя впилась в собачий ошейник.